Пётр Лаврентьев - Война и мир солдата Панкрата. Сказка-фарс

Так нас с ним спутник-шпион и сфотографировал.

Задачу свою мы выполнили, и настало время подумать, как дальше быть.

– Нечего тут и думать, – говорит Педро, вокруг меня в нездоровом перевозбуждении ползая. – Ты на бронежилете вниз можешь съехать как на санках, а моя песенка уже давно спета.

– В прошлый раз ты тоже так говорил, – возражаю я, – а посмотри, что на самом деле вышло! Мы ведь не знаем, как эти таблетки работают! Может, если мы сейчас две твои половинки соединим, то они под действием таких секретных лекарств опять срастутся воедино?

– Ну, это ты уже загнул, брат, – отвечает он, но как-то неуверенно уже отвечает. – Это ты от нехватки кислорода какое-то глупое фэнтези выдумал.

Но на всякий случай попробовали мы соединить Педро и посмотреть, что из этого выйдет. Ничего не вышло, не соединялся Педро обратно. Тогда вздохнул секретный агент и достал из-за пазухи мудрёную маленькую радиостанцию и начал кого-то вызывать по ней.

– Это что у тебя такое интересное? – спрашиваю. – И почему ты по этой рации нам поддержку не запросил, когда нас наймиты под орех разделывали?

– Ты прости меня, Панкрат, – отвечает мне говорящая половина агента. – Это средство связи чрезвычайно секретное, потому я и не сказал. А поддержку в виде наших славных истребителей-бомбардировщиков я во время боя вызывал неоднократно, да что-то мои возгласы в тот нелёгкий час остались безответными.

В это время в радиостанции зашипело, и противный голос раздался:

– Это кто на столь секретной частоте эфир засоряет? Кому жить спокойно надоело?

– Это я, – кричит в микрофон Педро. – И жизнь моя совсем не спокойная.

– А, – отвечают, – это ты, коллега? Так зря волнуешься и нас тревожишь, твои бомбардировщики уже на подлёте, сейчас помогут вам по полной программе.

Мы с Фуэнтесом глаза вытаращили и ужас испытали немалый.

– Не надо нам уже никаких бомбардировщиков! – орём в две глотки. – У нас давно бой закончился, и мы победили!

Там в рации замешкались немного, а потом доверчиво сообщают:

– Ну, отменить бомбардировку мы уже не можем – она из другого центра координируется да такие вопросы с кондачка и не решаются. Поэтому желаем вам просто удачи, без удачи вам хана. Может, будут у вас какие-нибудь последние желания?

– У меня товарищ ранен, – говорю им. – Ваш коллега по работе. Его на две половины разорвало.

– Ну, тут уж ничего не попишешь, – отвечают мне бесчувственно. – Единственное, чем можем помочь – это попросить пилотов, чтобы вместе с вакуумными бомбами скинули вам и полевой хирургический комплект, чтобы наш раненный секретный агент, прошедший всевозможные подготовки, если выживет, смог себя сшить прямо на месте. На этом адью, ребята, мужайтесь. А секретную рацию перед гибелью уничтожьте обязательно.

И отключились, сволочи. А тут на горизонте и родные самолёты показались, – мчатся на нас, воют, и от воя этого нарастает в наших душах смятение немалое. Стали мы место выискивать, чтобы от бомбёжки схорониться получше, да только где его найдёшь среди снега на верхушке горы?

Побегали-поползали мы с Педро по ледяному пятачку, да только видим, что поздно бегать и на что-то надеяться.

«Ну, – думаю, – вот и пришёл твой конец, Панкрат Акакьевич. Не видать тебе больше ни посёлка родного, ни Нюрки придурковатой, а геройские почести запоздало и бессмысленно настигнут тебя только в посмертном виде. Может, районную школу для умственно-отсталых твоим именем назовут, может мост через нашу речку-говнотечку…»

И тут в голове как молния сверкнула: а может, и пенсию за меня Нюрке начнут выплачивать?

И вот это последнее предположение меня совсем расстроило и взбесило: я тут под бомбами погибай, а эта сволота сисястая будет на мои кровные, личной смертью заработанные, гулять там, веселиться и вести аморальный образ жизни? И до того мне такой расклад обидным показался, что решил я ни в какую не погибать! «Не помру, – думаю, – всем назло! Не бывать тому, чтобы я ещё своими смертями каждую безмозглую курву материально обеспечивал!» И от той злости уверенность во мне проявилась почти маниакальная, что не помру я сегодня, хрен возьмут меня все вакуумные бомбы и мороз с ветром.

А бомбардировщики налетели как коршуны, груз свой смертоносный вместе с полевым хирургическим комплектом на нас сбросили и заодно окончательно оглушили диким воем. Сидим мы оглушённые и понять не можем: то ли рвутся бомбы уже, то ли нет ещё? Потом земля под нами слегка содрогнулась разок-другой и опять тихо стало. Мы рты разеваем как рыбы, на берег выброшенные, и ладонями себя по ушам похлопываем, чтобы, значит, подручными средствами слух нормализовать. А когда вокруг огляделись – мама родная! – а кругом хвосты бомб неразорвавшихся из сугробов торчат! Уж не знаю, почему они не разорвались при падении – то ли просроченные были, то ли их взрыватели тоже какой-нибудь другой центр координировал, – но все они в Джомолунгму воткнулись безрезультатно да так и замерли в вечном безмолвии. Лишь две из них отбились от коллектива, при падении по склону покатились, где-то там ниже о камни постукались посильнее да, видать, от этого случайно и хлопнули – то и были два содрогания земли, которые мы с Педро почуяли. Пошёл я гулять меж этих бомбовых хвостов как по лесу и нашёл хирургический комплект. Принёс, отдаю агенту и говорю:

– Держи, брателло, гостинец.

Он инструменты взял и просит меня смущённо:

– Спасибочки, конечно, но только ты отвернись, пожалуйста. Не могу я себя сшивать, когда посторонние смотрят – стесняюсь я. Из-за этого мне в шпионской школе по предмету сшивания тел оценку даже занизили.

Отвернулся я, конечно. Нашёл в кармане у себя сигарет пачку, а так как не курил давно, то от первых затяжек голова моя закружилась приятно и всякие мысли в неё полезли такие добрые, что мне ими даже с другими людьми поделиться захотелось. Педро был занят пошивочными работами по собственному телу израненному, поэтому я незаметно его секретную рацию взял и, отойдя в сторонку, начал вызывать на разговор тех, кто с нами в прошлый раз разговаривал.

– Алло, – отвечают сдержанно. – Это кто ещё?

– Это мы, те самые обречённые с Джомолунгмы, – говорю.

Они там растерялись, между собой зашептались, а потом дурацкий вопрос задают:

– А вы почему рацию не уничтожили, как приказано было?

– Так мы и не погибли, – отвечаю им, а в голосе моём при этом сатира и юмор звенят. – И теперь я спросить хочу: а как вы нас отсюда извлекать собираетесь?

Они снова притихли, а потом хладнокровно сообщают:

– А никак. Дело в том, что никто и не рассчитывал на то, что вы выживете. Обычно на Эвересте люди и без посторонней помощи быстро мрут как мухи, а на вас ещё и дополнительные бонусы свалились в виде затяжного смертного боя и вакуумной бомбёжки, пусть хоть и неудачной. Все условия благоприятствовали вам геройски помереть и не создавать военному руководству ненужных хлопот. Вот сам подумай, коли не совсем дурак: каким таким способом мы теперь будем забирать вас с территории чужого государства, да ещё с такой немыслимой высотищи? Вертолёт туда, хоть надорвись, не поднимется, ну а самолёту попросту сесть негде. Короче, кердык вам обоим, как ни верти.