Пётр Лаврентьев - Война и мир солдата Панкрата. Сказка-фарс

– Будь я один, – говорю я, – со мной проблем не было бы: истребителю можно было бы и не приземляться – я бы и так сумел подпрыгнуть и зацепиться у него за что-нибудь. Да вот товарищ у меня раненный, не поспеет за мной.

– В том, что ты сумел бы – в этом даже не сомневаемся, – отвечают. – Мы за самолёт волнуемся – он ведь не рупь двадцать стоит, а ты, зараза, в прыжке своём за него цепляясь, можешь оторвать какую-нибудь важную деталь и вывести боевую машину из строя. Сам понимаешь, в здравом уме на такие риски никакое начальство не пойдёт. На такое дело полных идиотов искать нужно, а после вашего отбытия у нас их некомплект.

Совсем я духом упал в предчувствии полной депрессии. «Всё, – думаю, – пережил: и пули вражеские, и гранаты дружеские, и ветер с морозом, и атмосферу разреженную, и бомбёжку точечную, а вот теперь погибать приходится только из-за того, что наша армия сдуру последних своих дураков истратила».

Но, однако, грызли меня сомнения в достоверности такого факта, и где-то внутрях мерцал слабый оптимистический огонёк – не верил я, что Отечество моё не спохватится и не придумает как своих верных сынов из беды выручить. Не верил я и вам в назидание скажу: не верьте и вы, если вам твердить станут, что Родина вас забыла и забросила! Родина это что? Это мы, все в ней живущие. А среди нас всегда найдётся какой-нибудь ненормальный, который вопреки любым мнениям, расчётам и условиям сделает то, что другие считают невозможным. Его, конечно, поначалу идиотом обзовут и смеяться над ним будут, но потом, когда у него всё как нельзя лучше получится, наградят и назовут уже по-другому – героем. И если вы книжки читаете и телевизор смотрите, то знаете, что героев у нас в Тридевятье пруд пруди. Вот и делайте выводы.

Поэтому и наше приключение закончилось хорошо: не успел я окончательно впасть в отчаяние, не успел Педро Фуэнтес сделать последний стежок на своём многострадальном туловище и откусить нитку, как услышали мы звуки марша и голоса, зовущие нас по именам. Это генерал, сильно переживая за исход операции, самостоятельно отдал приказ о переброске к нам дополнительных сил в размере целого батальона при поддержке танковой роты. Танки, конечно, сразу застряли в камнях и попадали в пропасти, но батальон дошёл почти в полном составе. Бодро, с духовым оркестром, с песнями и развёрнутыми знамёнами он поднялся на самую высокую вершину Земли и предстал перед нами во всей своей боевой красе. Обрадовались мы с Фунтесом, кинулись обнимать однополчан, а у самих слёзы из глаз от такого жуткого нежданного счастья. А однополчане в медицинские носилки нас утрамбовывают, одеялами укрывают и кофий нам со спиртом дают, чтобы, значит, наш жуткий стресс унять и лишить обморожение всяких шансов на успех. И пока нас вниз спускали, я того кофию, наверное, слишком перепил – так много выдул, что уж и не помню чем и как нас на родину доставляли. Очнулся уже в милом сердцу Тридевятом Царстве, в военном госпитале имени славного военного лекаря Осьминогова: палата чистая и пахнет валерьянкой, медсестрички в коротких халатиках, капельница по-весеннему звонко журчит по венам, а из окна вся Москва Белокаменная как на ладошке. Выздоравливай, живи да радуйся.

Только, смотрю, один я в той палате.

– Где мой товарищ? – спрашиваю медсестричку. – Жив ли?

– Ваш товарищ живее всех живых, – смеётся она кокетливо. – У товарища вашего прям-таки двужильный организм: когда его привезли, то у него крупная недостача внутренних органов обнаружилась, и некоторые любительские швы на пузе расползлись. А уж про его смешную пулевую дыру в голове вообще молчу – сплошной сквозняк и издевательство над человеческой анатомией. Думали, что тут мы с ним и распрощаемся мгновенно, даже место в морге приготовили. Но на всякий случай МРТ сделали из обывательского любопытства, глядим – а у него внутри новые органы растут как на дрожжах! До сих пор наши лучшие профессора не могут найти объяснений такому феномену природному. А он с той поры на поправку пошёл, сросся половинами окончательно, отрастил себе внутри всё новое, таким шустрым и непоседливым стал, что вчера уже поймали его в палате за употреблением спиртных напитков. «Должен же я, – говорит, – проверить работу новой печени?» А чтобы больше не попадаться, позвонил он своему начальству в секретную службу, и теперь в его палате сидят два агента в чёрных масках и никого к нему не впускают без предварительного доклада. Даже меня. Нынче его к выписке готовят вместе со всеми новыми органами и агентами, потому что надоел он всем.

Я, конечно, порадовался за Педро Фуэнтеса, хоть и не знал его настоящего имени.

«Хорошо бы, – думаю, – попрощаться с ним напоследок. Кто знает, свидимся ли когда-нибудь?»

Тут внезапно какой-то непотребный шум из коридора раздался, двери распахнулись, и в палату мой генерал вломился в орденах и при папахе. А следом за ним, как пехотинцы за танком, вбежали журналисты всех мастей с камерами и диктофонами, с фотоаппаратами и записными книжками – и все у койки сгрудились и надо мной нависли так, что я аж глаза зажмурил.

– Посмотри на меня, Панкрат! – генерал взывает. Таким голосом, наверное, Иисус взывал над могилой Лазаря. – Открой глаза, сынок!

По речи чувствую, что он под мухой, глаза открываю и начинаю скромно улыбаться. А генерал громогласно объявляет журналистам:

– Закончилась Противочёртова Операция нашей славной победой! Слава богу, все враги-супостаты разбиты наголову и позорно бежали в близлежащее зарубежье зализывать свои страшные рваные раны. И огромный вклад в эту великую победу внёс вот этот обычный паренёк из глухой заполярной дыры, который не пощадил своих слабых сил и чахлого здоровья на благо родной страны. Под моим личным командованием он утёр нос всем знаменитым альпинистам, в кратчайшие сроки покорив знаменитую Джомолунгму, и оттуда весьма недвусмысленно показал миру чего на самом деле стоит наша горячо любимая Отчизна!

Тут генерал попытался наклониться ко мне и обязательно упал бы на мою исхудалую грудь, но журналисты его подхватили и снова поставили вертикально. Тогда он сорвал со своего мундира какой-то орден и прицепил его прямо на одеяло, которым я был тщательно обёрнут. После того выпрямился старик и отдал честь мне.

– Теперь твой он, сынок! Носи, Панкратушка! – крикнул, в пьяном умилении слезами заливаясь и по лицу их папахой размазывая. – Заслужил ты этот орден, геройская твоя харя! Раньше и я таким же ловким и отчаянным был, да вот доконали меня черти окончательно, и ныне я с восторгом отдаю эстафету и многолетний опыт молодёжи. Ещё чуть-чуть и начнёшь ты вместо меня чертей гонять по всем правилам военного искусства.