Александр Куприн - Апостолы и грешники

– Навряд ли. Кого там искать? Ведь Леонид Ильич, извините, в возрасте…

– Ну, как сказать, как сказать… Вот наш король тоже далеко не юноша, но…

И так, в приятной содержательной беседе на английском я проиграл всю наличность, часы и печатку. Печатку, надо заметить, не простую, а с двумя выдвижными штырьками. Ими можно было метить карты прямо в процессе игры – один давил звездочку, второй – крестик. Известный ереванский мастер Левон Галстян специально для меня его изготовил за деньги немалые.

И вот что удивительно – примерно через неделю гоняю я шары в бильярдной «Интуриста», смотрю – заруливает крымский положенец Рантик Сафарян с моим принцем под ручку, и оба непринужденно трут между собой по-армянски!

Вот такие в нашем деле встречаются иностранцы – саудовские армяне. Подальше от них! Подальше.

Так вот, за Долина, дай бог ему здоровья. Я считаю, что мне с ним повезло – особо не дергает, воспитывать не пытается. Раз в год я на два-три дня захожу в ИВС – так теперь КПЗ называется. Мне это не западло, где-то даже для авторитета полезно. Впрочем, больше одного раза за 10—12 месяцев идти в камеру я никак не могу: примелькаешься у «синих» – те быстро смекнут, что к чему. Пришить – не пришьют, но передадут свои подозрения на волю, а в шпилевом деле СССР большой лишь на глобусе – на самом деле, загаситься нигде не получится. Работать игровые больше не дадут: будут гнать с южных и балтийских пляжей, из баров, ресторанов, аэропортов… да отовсюду, где трудовой катала мог бы выцепить жирненького лоха. Но самое страшное даже не это. Самая печаль в том, что больше никак нельзя попасть на зону! Если «синие» уже что-то подозревали, а с воли подтвердили – дела херовые. Забьют под шконку, а то и вовсе жизни лишат. А ведь тюрьма – всегдашний спутник каталы. Она незримо где-то рядом, иногда за спиной, иногда за поворотом. Эх-эх, грехи наши тяжкие – не слушал я маму. Так вот, кстати, послала меня матушка в аптеку с рецептом – иду, головой верчу, солнышку радуюсь. Вижу – тормозят. За рулем какой-то белесый пидорского вида, на заднем сиденье он – Долин. Тьфу, как некстати.

– Никуда не поеду, – отрезал Немец, – во-первых, мама ждет лекарства, во-вторых, у меня в кармане лежит билет в Ригу. Я планировал провести заслуженный отпуск в Юрмале. Нервы, знаете ли, ни к черту! Какая тюрьма? Зачем тюрьма? Вы позволите, – обратился он к белесому с рыбьими глазами, – поговорить нам с гражданином Долиным приватно?

Романов заторопился выйти из авто, но оба – и Немец, и Долин – оказались проворней. Кто знает эти кэгэбэшные машины – там, поди, пишется каждый пук. Они направились в подъезд, вышли во внутренний двор на противоположной стороне здания и уселись на скамеечку.

– Это абсолютно невозможно! Неужели не понятно? «Тройка» ведь – пересыльная тюрьма, вы чего! Из нее осужденных раскидывают по зонам. Как я могу оказаться там на трое суток, а потом вдруг материализоваться в «Космосе» или «Белграде»? Это же перст указующий!

– Слушай, – в большом смущении отвечал опер, – как я понял, они соберут зэков из области и совсем другой окраски – хулиганов там, мокрушников бытовых, шушеру всякую… никого из твоей категории там не будет – хуета одна. Я чекистов сам не люблю, уж поверь, но насчет шифровки у них всегда было надежно. Нет причин за это переживать. Там чалится какой-то партайгеноссе из Краснодара, кажется. Он взяточник, но отказывается говорить, где затупиковал бабло. Тебе надо к нему принюхаться, а там уж как покатит. Иди домой – отдай таблетки и переоденься в треники какие-нибудь. Билет пропавший тебе компенсируем – полетишь обманывать трудящихся за счет МУРа.

– Что? Как? Где он? Убежал? – Романов вновь пришел в предынфарктное состояние.

– Да нет. Спустится сейчас. Переоденется и вернется.

– Да не вернется он! Я этот дом знаю – тут шесть выходов! Зачем было его отпускать?

Опер не удосужил его ответом. Немец действительно воспользовался боковым выходом, вышел к дороге метрах в ста впереди и поднял руку, голосуя.

– Вон он! Убегает! Такси ловит! – заблажил чекист.

– Все правильно говоришь. Заводись и подъезжай, как бомбила.

Романов цокнул языком, подъехал и подобрал пассажира. С Немцем в салоне он совершенно успокоился и решил вновь перейти на «вы»:

– Вас, Валерий Эдуардович, на Петровку или, может, в какое другое место подбросить?

– На Петровку, – горько вздохнул майор.

– Я очень попрошу, позвоните по номеру, что вам дали утром, и скажите, что я буду на месте через 40 минут.

– Что ж, через 40 минут в камеру меня? – охнул с переднего сиденья Немец.

– Ну что вы, что вы! – затараторил Романов. – Вовсе нет! Сейчас проведем инструктаж, посвятим вас, так сказать, в суть дела. Потом пообедаем и уж тогда…

И белый «жигуль», высадив майора, помчался дальше, унося двух прекрасно образованных москвичей из приличных семей. Один из них пребывал в оргазмическом восторге и был полон изумительных карьерных ожиданий, в то время как второй испытывал глубокую печаль, тревогу и раздражение.

– Вот же сукин кот! – с оттенком восхищения размышлял Долин, отпирая кабинет. – Май в Ялте провел, а теперь, значит, в Юрмалу намылился. Ох, не тем я занимаюсь, ох, не тем…

Но, увы, ничего другого он не умел. Розовощеким 21-летним юношей выпустился он из Омской высшей школы милиции – уникального для СССР учебного заведения, куда можно было поступить сразу после школы и через четыре года казарменного обучения выйти с дипломом юриста. Молодой Валера Долин начал службу в ОВД Китай-Город, отличился при расследовании взрыва в метро зимой 1977 года и вскоре перешел на работу в МУР. Во время Олимпиады-80, заподозрив жену в измене, он начал процедуру развода, и в этот же период его чуть не уволили из органов – при задержании он сломал подозреваемому ключицу. Как это часто бывает, подозреваемый оказался не при делах, перешел в свидетели и начал жаловаться. Скандал удалось загасить, но от работы по уголовным делам его перевели в более спокойный агентурный отдел.

В отделе «А» он сначала занимался ворами в законе, и это вскоре приелось. Настоящие, почитающие традиции москвичи-воры или, как их следует правильно называть, Воры – люди очень пожилые, промотавшие всю жизнь по зонам, этапам да пересылкам, часто страдающие туберкулезом и в большинстве не опасные. В МУРе на эту публику велась картотека: метрики, список статей и обязательно – где и когда коронован, кем рекомендован и кто из авторитетов присутствовал на короновании. «Законник» – титул зыбкий, часто оспариваемый другими Ворами – тут важно соблюсти все детали, иначе можно легко скатиться в «апельсины» – раскоронованные либо получившие титул левыми путями – подкупом авторитетов и прочее. Довольно сложно было отслеживать молодых и дерзких грузинских Воров – они сыпались откуда-то, как цыплята из инкубатора, и было их непропорционально много. «Грузины» – очень мобильная, дерзкая, плохо поддающаяся оперативной разработке категория. Именно на них были задействованы почти все усилия группы. За пару лет работы Долин почувствовал, что подустал – в характере прочно поселился угрюмый сарказм, а речь навсегда засорилась воровским жаргоном. Частенько, опрашивая какого-нибудь уголовника, майор ловил удивленный, вопрошающий взгляд исподлобья – где ж ты, мусорок, так лихо феню освоил? На каких этапах, в каких пересылках?