Владислава Николаева - Игорь

Волны, волны, волны, уже не волны – валы. Их правильно называют – валы. Они высокие, как горы, и тяжёлые, как горы. Они гремят, как сталкивающиеся горы.

Через полчаса, когда впереди из-за валов показалось что-то, за спиной мужчины были почти мертвецы. Местные воды видели немало таких – почти мертвецов. Они ещё бодрятся, они двигаются, говорят, их зрачки реагируют на свет, совсем как у живых, они даже скажут, что с ними всё в порядке, надо только отдохнуть, но заснув, им уже не проснуться…

Что там, впереди? Остров? Им это уже не поможет.

Крошечный остров, не зоркому не заметить. У островка обрывистые края.

Отвесная стена переходила в горизонталь в пяти метрах от места, в которое вбивались волны. Туда же, в голую скалу вынесло и их. Мужчина принял удар на свою спину. Дети не держались сами, безжизненно повисли на нём, не говорили, что всё в порядке, что им только нужно отдохнуть. Он всё отчаянно лез вверх, рыча, помогая себе даже зубами, которые оказались по-хищному острыми. В его распоряжении была только одна рука – ей он пришибся о палубу, в другой он держал тонкие запястья.

Наверху он, придавливая грудные клетки, заставил детей выплюнуть морскую воду, растёр им руки и ноги, вынудил стянуть холодную мокрую одежду, усадил под отвес скалы, развёл костёр, умудрившись разжечь его с помощью промокшего под дождём горючего и, исчезнув на полчаса, вернулся с семью рыбинами в мешке из собственной рубашки, цепляющей глаза белизной в этой темени. Дети дрожали, вжимались друг в друга и почти засовывали ладони и ступни в костёр.

Дождь продолжал лить. Мужчина, сурово сжав челюсти, развёл ещё один костёр и вкатил в него с десяток булыжников. Камней вокруг было в избытке, зато растений невидно никаких. Пустота. Не остров, а голый пень, торчащий посреди холодной бездны.

Мужчина выкатил камни из костра голыми руками, уложил на них рыбин, уже без чешуи, её он снял ножом, который очень кстати не потерялся в воде. Пока готовился ужин, мужчина снял штаны, крепко выжал всю одежду и разложил её по каменному полу вокруг огня под навесом из скалы. Потом он снова растёр детей пахнущими рыбой руками и в очередной раз вышел в дождь, растворившись в темноте за костром.

Его отсутствие было тревожным. Ночь проглатывала высокий силуэт без остатка, растворяла плоть в чернилах, глушила звук высоким воем мокрого ветра. Зима в просторах океана страшна не снегом. Неограниченный ничем простор насквозь продувается ветрами, влага проникает во всё. Холод лишал детей способности соображать. Всякий раз им казалось, что высокий человек ушёл навсегда, ночь не вернёт его.

В первый раз мужчина пришёл с чем-то похожим на дверь, большая довольно толстая доска из промоченного дерева, местами почерневшая. Во второй принёс того же вида ящик, в третий бочку, как оказалось, с пресной водой. Движения его были обыдены, не суетливы. Приладил дверь, загородив их приют от пронизывающего ветра, упёр в стенку скалы, нависающей над головами, завалил внизу с обеих сторон крупными камнями. В отсыревшем ящике нашлась какая-то посуда и соль. От сырости соль застыла серыми комками, разбить её можно было лишь камнем. Детям было не до этого. Рыба незаметно дошла до готовности, и трое были способны съесть что-то горячее без всяких приправ.

Мужчина отлучался ещё, пока дети с жадностью ели, всякий раз возвращался с чем-то новым, неведомо откуда взявшимся на каменистом необитаемом острове. У костра появились затхлые одеяла, большие полотнища ткани, куча ломанных досок и щеп для костра, ящики с инструментами и гвоздями и ещё много досок, всё промокшее под дождём и видавшее виды.

Должно быть, какой-то корабль разбился о берега неприветливого куска суши в свирепом океане, ополчившемся против всего живого.

Всё кончается, и дождь кончился. Звёзды не торопились выглянуть из-за грязной, как сажа, марли туч. Ветер тоскливо выл, остервенело тужась выломать сырую дверь, подпёртую крупными гладкими булыжниками. Дети завернулись в разогретые на камнях одеяла. Воздух пах рыбой, сажей, затхлостью старых вещей. Одеяла также носили тягостный терпкий запах. Где-то, не здесь и не сейчас, горький дух мог бы помешать заснуть.

Ребята провалились в тяжёлый усталый сон. Нечего было рассчитывать, что они проснутся здоровыми на следующее утро. Почти мертвецы. Местные воды видели таких много. Несмотря на все старания, от холода он их уберечь не мог. Зимой в просторах океана так холодно. В местах, далёких от домашнего тепла и комфорта, воспаление лёгких всегда было достаточным основанием для смерти.

Небо над океаном казалось равнодушным и грязным. Дул ветер. Волны ударялись о высокий берег, и грохот сталкивающихся масс заставлял спящих вздрагивать и глубже кутаться в неприятные одеяла.

Когда Клоя проснулась, полоска, там где встречались вода и воздух, посерела. Медленно поднималось неяркое зимнее солнце. Прошёл дождь и закончился шторм, но океан был неспокоен. Из укрытия, где всё ещё крепко спали её брат Лен и их друг Йор, можно было увидеть океан, уходящий до самого горизонта.

Светловолосые вымытые головы мальчишек неподвижно и умиротворённо лежали на толстом слое одеял, настеленных незнакомцем на разогретые в костре камни. Теперь они остыли, и Клоя зябко передёрнула плечами, приподнявшись. На ней была только короткая исподняя рубашка, одежда висела рядом. Прежде чем кто-то увидит её при свете дня, стоило скорее одеться.

Девочка тихонько встала, стараясь не потревожить мальчишек. Она быстро натянула длинную шерстяную юбку и замерла с платьем в руках.

Незнакомый мужчина сидел на сложенных ногах лицом к поднимающемуся жёлтому полукругу. Он не мог её видеть, и Клоя впервые могла рассмотреть его. До этого было слишком темно.

Девочка с досадой заметила, что он молод, настолько, что в стране откуда она была родом, он мог бы быть её женихом. С бьющимся сердцем она вспомнила, как несколько часов назад сидела при нём в одной нательной рубашке, и торопливо натянула платье. За всё время между ними не было произнесено и слова, наверное, для этого просто не было времени, но сейчас Клое казалось, что дело было не в этом. Незнакомец определённо был иностранцем. Его не по-местному тёмные волосы (девочке даже казалось, что чёрные) были коротко острижены, и ни одна прядь не выступала. Кожа голой спины ещё не обсохла, по ней сбегали капли, и становилось понятно, что она такого цвета не от грязи. Нянька говаривала, что далеко во льдах есть люди с такой тёмной кожей, но Клоя в эти рассказы поверить не могла.

Девочка робко переступила поближе, чтобы увидеть лицо мужчины.

Его глаза были прикрыты, поза казалась расслабленной, несмотря на прямую спину и поднятые плечи. Девочка не могла представить его моряком, кожа лица была слишком лощёной, не бывает она такой от солёной воды, сурового ветра, морского солнца и сырого холода. У него не было ни бороды, ни усов, но не из-за молодости, так как на нижней половине лица проступила короткая частая щетина. Хоть солнце уже и достаточно поднялось, Клое всё равно упорно казалось, что и брови, и ресницы, и щетина абсолютно чёрные, она плотно зажмурилась, но когда открыла глаза ничего не изменилось.