Наталья Сажина - КИФ – 4. «РЖД»

Он собрался в дорогу налегке, одев свой дорожный костюм-тройку и собрав всё только самое необходимое. Ему всё было безразлично, жизнь потеряла для него смысл, напоминая теперь бездушную работу механизма его швейцарских часов, покоящихся в кармане его жилета. Тик-так… Тик-так… Ровный, размеренный ритм его жизни, не приносящий больше никакой радости.

Аглая. Милая Аглая. Её не стало. Теперь никто не встретит его, с задорным блеском в глазах. Никто не приголубит. Никто не приласкает. Ну почему она его не послушалась? Он же предупреждал, что в таком возрасте можно не сдюжить, можно не разродиться. Но Аглая… Она каждый раз заводила с ним этот разговор. Ей так хотелось ребёнка!

«Ванечка, – говорила она, – ну как же вы не понимаете! Дети – это продолжение нашей жизни. Мы будем жить в них, когда нас не станет!»

Судьба свела их, когда Ивану Степановичу было уже за пятьдесят, а Аглая была на два года его моложе. Ещё не старики, но уже и не молоды. Они познакомились в театре, на пьесе Грибоедова «Горе от ума». Даже и не думали, что их непринуждённые беседы во время антрактов выльются во что-то большее.

Но Аглая запала в сердце Ивана Степановича. Её звонкий голос и весёлые искорки в глазах затрагивали что-то ранее не изведанное в его душе. До этого Иван Степанович такого не испытывал. Большую часть своей жизни он посвятил науке, фармацевтике. И думал, что так и проживёт оставшиеся годы в одиночестве. И тут эта встреча.

Их роман развивался бурно. Они понимали друг друга с полуслова. Иван Степанович мог бы сказать, что влюбился как мальчишка, только такого он не испытывал и в молодые годы. А Аглая отвечала ему взаимностью. Уже через полгода знакомства Иван Степанович попросил у Аглаи руку, предлагая взамен своё сердце, и она согласилась. Пять лет они прожили в браке, душа в душу…

И вот её не стало… Умерла во время родов, оставив после себя дитя. На глазах престарелого мужчины опять выступили слёзы, затуманившие его взгляд. Он снял с головы цилиндр, а другой рукой достал платочек и промокнул свои глаза. Вернулся взглядом к выступлению на площади.

автор иллюстрации Vassily Gowais

На стенах зданий, самых ближних к выступающим факирам, бесновались тени. Укротители огня показывали всё, на что были способны. Двое из них ловко жонглировали, перебрасывая друг другу горящие факелы. Другая пара прохаживалась перед горожанами, образовавшими перед выступающими полукруг, и, словно сказочные драконы, полыхали огнём, заставляя толпу охать от изумления.

Вот, на середину импровизированной сцены, вышел ещё один артист, закутанный в чёрный плащ. В руках он держал шпагу, на острие которой крепилась светящаяся электрическая лампочка. Мужчина запрокинул голову кверху, широко открыл рот и стал заглатывать шпагу, вместе с лампочкой. Толпа снова ахнула, а факир сбросил свой плащ, оставшись в одних штанах. Публика замерла, увидев, как лампа продолжила светиться в животе у актёра. И взревела, захлопала в ладоши. Площадь накрыла волна одобрительного гула.

Иван Степанович, прекрасно знавший анатомию человека, только презрительно фыркнул, подхватил свою трость, саквояж и направился к вокзалу. Толпа за его спиной продолжала выражать свой бурный восторг громкими аплодисментами и счастливыми возгласами.

«Устал… Как же я устал, – думал про себя Иван Степанович, который в последнее время мучился бессонницей – „в деревню, к тётке, в глушь, в Саратов“! Как у классика! Может, хоть там получится оправиться, получится выспаться…»

О своём новорожденном сыне он старался не думать. Семья его покойной супруги позаботится о нём, он был в этом уверен. Сам же Иван Степанович не мог даже смотреть спокойно на своего отпрыска. Да, умом он понимал, что ребёнок не виновен в трагедии, но ничего с собой поделать не мог.

Возле одного из уличных фонарей он остановился, достал пенсне и вытянул за цепочку часы. Они приветливо щёлкнули и услужливо показали время. Уже можно идти. Скоро будет сигнал к посадке на паровоз.

– Дяденька, купите газету! Последние новости! Убит эрцгерцог! Начнётся ли война?! Спишите прочесть!

– Ты чего так поздно бегаешь, оборванец?

Мальчишка, лет десяти, чумазый, в поношенной одежде, скуксился и запричитал:

– Меня тятяка выпорет! Я не все нумера распродал! Дяденька, ну купите газету! Христом Богом молю! У меня сестрёнка болеет…

– Достаточно ныть, бродяга! Не переношу детей! Лови, только хватит хныкать! Сдачи не надо, – зло добавил он, подбрасывая монетку, которую мальчонка ловко подхватил в воздухе и быстро спрятал в карман. Выхватив из рук мальчика газету, Иван Степанович быстрым шагом пошёл на вокзал.

– Спасибо вам, дяденька! Да поможет вам Бог, дяденька! – — но Иван Степанович его уже не слушал, возвращаясь к своим мрачным мыслям.

Он хотел покинуть этот город как можно скорее, отправиться как можно дальше. Поэтому и решил поехать по «чугунке». А чтобы путешествие в его возрасте не доставляло сильных неудобств, Иван Степанович решил поехать первым классом.

Да, это было весьма дорого, но деньги для него теперь мало что значили. А вот комфорта, хоть в чём-то, хотелось. Иван Степанович вышел на перрон и посмотрел на готовящийся к дальнему путешествию состав, тонущий в облаках пара.

«Какая интересная машина, этот паровоз. И выглядит занятно…» – вновь в голове всплыл голос Аглаи. Иван Степанович осмотрел состав, освещённый уличными электрическими фонарями. Его взгляд остановился на ярко-синем вагоне первого класса, на котором так хотела прокатиться его Аглая. Но в тот раз, когда они отправились в свадебное путешествие, они всё же решили поехать вторым классом, чтобы сильно не тратиться.

Вагоны этого класса здесь были окрашены в золотистый цвет. Они не были такими яркими, как вагон сочного жёлтого цвета, который уносил когда-то влюблённых на юг, в Крым. А вот зелёные вагоны третьего класса были точь-в-точь, как и на том же поезде крымской железной дороги.

Иван Степанович сглотнул подкативший к горлу комок и направился на посадку. Проводник доброжелательно кивнул, улыбнувшись:

– Добрейшего вечера-с.

– И вам, – уныло кивнул в ответ Иван Степанович, протягивает прокомпостированный билет.

– Прошу-с, проходите-с, третья дверь – ваша-с.

Иван Степанович прошёл в своё купе, отделанное полированным красным деревом. По центру стоял столик со скатертью и электрической лампой с абажуром. Рядом с ним – два массивных раскладных кресла, с обивкой сочного синего цвета.

«Надеюсь, у меня не будет попутчика. Не хочу никого ни видеть, ни слышать».