Елена Поддубская - Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 1. Поступление

В приёмной сидели только девушки.

– Где комсорг? – спросила Наталья Сергеевна. Волейболистка Катя Глушко, втянув голову, промычала что-то невнятное. Маленькая прыгунья в длину Рита Чернухина закрутила белокурой головкой и защебетала, выдумывая на ходу что-то про столовую, голодных мужчин и то, как трудно с ними ладить.

– Вы ведь сами знаете, Наталья Сергеевна! – закончила Чернухина, глядя в глаза декану невинным взглядом. «Во артистка! Во МХАТ ходить не надо», – усмехнулась Горобова про себя, но выражение ее лица осталось непроницаемым.

– Про то, что знаю я, тебе, Чернухина, ведать не положено. Лучше доложи мне, что с приёмом личных дел? Вы разве уже всё закончили? – Хотя вопрос был задан только одной студентке, обе девушки усиленно закивали и «задакали». – Ну-ну, – снова не поверила декан. – И всех сумели принять? Или только группу один-один? Я же видела тут утром толпу. Своими глазами видела! – Рита и Катя растерянно заморгали, продолжая оправдываться. – Хм, ну ладно. Всё равно оставайтесь здесь целый день. И никаких мне выдумок по поводу погоды или больных животов! Знаю я вас: чуть что – махнёте загорать на озеро. А у нас потом недобор окажется. Костину, когда появится, тоже это передайте. – Про недобор декан явно придумала – на протяжении тех семи лет, что она была в должности заведующей, список желающих поступить в МОГИФК на спортивный факультет многократно превышал возможности института. Но чем-то же нужно было устрашить студенток? Просмотрев, для виду, несколько папок с личными делами абитуриентов, Горобова строго указала Рите на ногти: – Сегодня же, Чернухина, приведи руки в порядок! А ещё студентка «единички»! На вас молодые ориентируются, а ты, вся такая разукрашенная, сидишь в приёмной комиссии, как в диско-баре.

Рита испуганно спрятала руки под стол и кивнула:

– Да, конечно. Просто… ведь лето. Я думала, можно.

– Думать нужно лучше! Если есть чем. – Наталья Сергеевна умела быть несгибаемой начальницей и врединой. Именно это она прочла в глазах обеих студенток. «Представляю, как они меня сейчас ненавидят. А за что? Порядок должен быть во всём. Иначе завтра все придут сюда в рваных джинсах и цепях, как панки». Про субкультуру Наталья Сергеевна слышала недавно по телевизору и видом её представителей была искренне поражена. Как педагог высшего ранга, она обязана предупреждать в институте всякого рода отклонения от принятых норм, в том числе и внешнего вида. В этой связи декану не раз приходилось отчитывать бесшабашных девиц, позволявших себе слишком откровенные наряды, взбитые клоками «бабетты» или неумеренный макияж. К ребятам претензии были в основном из-за выбритых висков, высоких сапог грубой кожи или украшений всякого рода: браслетов, колечек, фенечек. Рядовая выволочка нерадивых проходила исключительно в личном кабинете Горобовой и заканчивалась примерно одними и теми же словами: «Очнись, комсомолец! С таким подходом к собственной личности ты всю советскую культуру профукаешь. А там что? Любовь вместо войны? Татуировки? Наркотики? Свобода во всём? Стыдно!». Уличённые в недостатке комсомольской сознательности, пристыженные напоминанием о погибших на войне дедах и отцах, студенты покидали кабинет декана с одним желанием: никогда больше не выделяться из общей массы. Это тоже входило в приёмы воспитания молодёжи. «Нам не должно быть всё равно, как ведут себя наши дети. С безразличия начинается хаос», – не раз успокаивала себя Наталья Сергеевна после таких разговоров, сожалея об излишней строгости. Но школа советской морали поблажек не терпела.

Ещё раз сфокусировав взгляд на девушках и не найдя к чему ещё придраться, Наталья Сергеевна поправила блузку, заправленную в удлинённые шорты-юбку, и выдохнула:

– Ладно, я, если кто спросит, на стадионе.

Декан вышла в коридор и остановилась напротив стены с экспонатами. Рассматривая их словно впервые, она думала о чём-то, явно не связанным со строением человека. Из дверей кафедры анатомии вышел преподаватель Лысков. Студенты любили тридцати четырёхлетнего Павла Константиновича за снисхождение к ним. Вернее, не к ним самим, а к их знаниям по его предмету. В выемках черепа и функциях вегетативной нервной системы пробуксовывали порой и медики, а тут – институт физкультуры! Поэтому, втайне от других преподавателей кафедры, и особенно профессора Удалова, Палстиныч щедро раздавал трояки любому, согласному хоть как-то подружиться с анатомией. А уж получить у него зачёт для допуска на первую сессию считалось приятной новогодней традицией.

Поздоровавшись издалека, мужчина подошёл.

– Нравятся? – спросил он, указав на пособия. Лысков был уверен, что ответ декана будет утвердительным. Вместо этого прозвучал сухой вопрос:

– Павел Константинович, как вы считаете, как долго на этой стене могут висеть эти макеты?

– А-а? – анатом напрягся; строгий вид начальницы хорошего не предвещал.

– Товарищ Лысков, вот этот аппендицит, – Горобова ткнула пальцем в сторону стены, – я вижу здесь уже как минимум пять лет.

– Это не аппендицит, Наталья Сергеевна, это желудок, – мужчина попытался улыбнуться. Женщина полосонула по нему взглядом, исключающим любое снисхождение. Лыскову стало понятно, что спорить сейчас не стоит. Горобова втянула щёки и сказала ещё жёстче:

– Да будь это хоть среднее ухо, товарищ Лысков! Вопрос не в этом. Будьте любезны, потрудитесь к новому учебному году хоть как-то обновить стенд. Это же лицо вашей кафедры, – декан постучала по макету брюшного пресса, – ваш престиж, – указала на плакат с изображением спинного мозга, – ваши перспективы увлечь студентов преподаваемым предметом! – широко размахивая руками, она прислонилась спиной к схеме мочеполовой системы. Лысков хмыкнул, потёр переносицу. Поймав его смущённо-опущенный взгляд, Наталья Сергеевна обернулась и уткнулась, что называется, носом в «самое святое» из изображённого. Резко отшатнувшись, она тут же схватилась за виски: боль дернула электрическим током. В глазах потемнело, женщина пошатнулась.

– Вам плохо? – Лысков кинулся поддержать.

– Плохо – не то слово, – вид у декана был болезненным, но она отстранилась волевым жестом. – А на стадионе к тому же «один-один» сдаёт лёгкую атлетику. Нужно идти контролировать и там. Куда без меня?

Лыскову стало жаль женщину: «Баба – есть баба, даром что деканша», – он, всё ещё держал руки навытяжку, готовый подхватить Горобову в любой момент.

– Да не переживайте вы так, Наталья Сергеевна, – предложил он миролюбиво, – среднее ухо так среднее ухо. Чего уж проще? Сделаем!

– Ну вот и давайте, – она слабо махнула рукой в ответ и побрела к лестнице. Нет, было совершенно ясно, что гроза придёт не скоро, а вот мигрень уже тут как тут: «Здрасьте, живите со мной как хотите». Рабочий день ещё далеко не закончился, а энергии и здоровья явно не хватало. «И какой чёрт дернул меня пять лет назад согласиться на работу руководителя? – в который раз подумала декан, добравшись до кабинета и укладывая на лоб мокрый носовой платок: – Была бы простым преподавателем по теории спортивной тренировки. На худой конец могла бы заведовать кафедрой. Чего мне было нужно? Упёртая карьеристка, и только. Тридцать семь лет, а у меня ни семьи, ни детей, ни друзей. Все от меня шарахаются, даже этот… Одни заботы, и вот – головная боль». Помочь женщине в её непростой жизни было точно некому.