Мария Новик - История одной тени

Она сделала глубокий вдох и прикрыла глаза. Вот бы снова не начать говорить про правила и устои, заложенные Вахди. Как бы она ни следовала этим порядкам, сейчас не то время, чтобы о них вспоминать. Турн не понимает, что делает. Далла посмотрела на раскачивавшуюся колыбель. Люлька двигалась всё сильнее – малыш проснулся. Тут же младенческий плач разнёсся по комнате. « Пусть немного поплачет. Это мне поможет вернуть Турна из забытья », – решила она.

Кровница кивнула мужу и медленно встала. Она утёрла подсыхавшие ручейки слёз и сжала кулаки. Пора было действовать. Далла поднялась со скамьи и отправилась в опочивальню.

Посильнее толкнула дверь, и та бесшумно распахнулась. Турн неподвижно сидел у кровати, обхватив колени руками и низко опустив голову. Он даже не обратил внимания на женщину, не поднял лица, не сказал ни слова.

Далла прошла в центр комнаты и бросила взгляд на постель, в которой, укрытая простынёй с ног до головы, лежала сестра. Ветерок, залетевший через открытые ставни, теребил ткань, и казалось, что Ифия ещё дышит. Порыв души побуждал открыть мертвенно бледное лицо умершей и поверить в то, что сиэ сейчас встанет и улыбнётся нежно и искренне. На мгновение Далле захотелось стащить тряпку с тела любимой сестры. Но остановила себя, ущипнув за бедро так сильно, что боль отрезвила, дав немного собраться с мыслями.

– Ифия знала, – просипел Турн. – Прекрасно знала, что станет с ней. Но смолчала. Утаила от меня, что принесла себя в жертву.

Женщина посмотрела на Турна. Тот поднял на неё печальный взгляд, наполненный слезами. С трудом вскинув руку, он раскрыл ладонь и явил силу Торай. Коричневые завитки кружились меж пальцев, поднимаясь вверх. Вырисовывались в воздухе причудливые узоры, древние руны мерцали, проявляясь и исчезая.

– Кироса вернула мне магию, как только не стало иррам, – скорбно, даже с ненавистью, договорил Турн. – Я обязан Ифии всем. И должен последовать за ней, как велит мне моё сердце. – Он посмотрел на простыню, колыхавшуюся от сквозняка.

– А что будет с Мораном? – робко начала Далла. Она с трудом могла подобрать слова. – Как можешь ты оставить его в начале жизненного пути? Ты так дорожил Ифией, нарушал все устои ради того, чтобы мальчик появился на свет, а теперь отрекаешься?

– Я не отрекаюсь, Далла. Не нужно упрёков. Ты не хуже меня ведаешь, что я должен пойти за иррам. Не ты ли говорила каждый лик, что следует исполнять правила? Я их исполняю.

– Я была не права, – с трудом выдавила она. Сейчас важно проиграть битву, чтобы потом выиграть войну. – Нет смысла отдавать долг, совершая предательство. Ты говорил, что гордишься сыном, что души в нём не чаешь. А выходит, ты верен лишь самому себе, и врал всем и каждому? К чему эти тайны?! Откройся мне сейчас! Здесь больше нет женщины, которая тебя любила!

Далла сама не успела заметить, как Турн вскочил и в несколько шагов оказался рядом с ней. Схватил за горло и пригвоздил к стене, подняв над полом. Наполненный гневом взгляд карих глаз не обещал ничего хорошего, а сильные пальцы сжимались яростнее.

– Как ты смеешь такговорить о ней?! – прорычал он. – Ты… та, кого я привечал, кого любил наравне со своей иррам, та, кого терпел, как зной в пустыне! Как смеешь ты говорить, что я врал Ифии, предал её доверие и возненавидел собственного первенца?!

– Сме… ю… – из последних сил прохрипела женщина, находясь на грани смерти. – Ты у-би-ваешь ма… ть четве-ых-х-х де… те-й…

В следующий миг Далла рухнула на пол и закашлялась, коснувшись своей шеи. Казалось, что жилы вот-вот лопнут от напряжения.

Турн нервно заходил по комнате, а потом встал на колени перед кроватью, положил руки на перину, переплетя пальцы в мольбе, и рвано выдохнул несколько раз. Далла понимала, что он раздавлен и в себя придёт не скоро.

Внезапно он заговорил. Его голос звучал приглушённо, едва различимо.

– Именем Иллахима-Создателя, я, Турн Траваж из рода Реаран, арди по происхождению, Торай по призванию… – он ненадолго замолчал, его плечи дрожали от рыданий. Далла понимала, что ему невероятно тяжело отпускать Ифию. – …освобождаю тебя, Ифия Траваж из рода Альнетта, от супружеской клятвы, данной у святого алтаря. Да осветит Илсаян твой путь за Грань, – последние слова он почти выплакал, нежели сказал.

– Да осветит Илсаян твой путь за Грань, сестра. Покойся с миром, – шёпотом повторила за ним Далла.

Мелодичный звук распавшихся на звенья супружеских браслетов оповестил о том, что связь разорвана окончательно. Теперь можно готовить тело к погребению, чтобы позволить душе уйти в вечный покой.

В гостевой спальне было светло, с улицы доносились голоса арди и лязг металла: работа в поселении кипела. Рассвет озарил яркими лучами лицо Ородона, он задумчиво сидел в кресле в дальнем углу комнаты и смотрел невидящим взглядом на постель, заправленную чистыми простынями густо-коричневого цвета. Наказ Даллы – подготовить опочивальню к приёму Турна и Морана – он выполнил в точности, хотя не очень-то и хотелось. Уже прошло более двенадцати годичных циклов с той поры, когда его иррам едва не попрощалась с жизнью в железной хватке Торай Земли. Как Ородон рвался тогда в комнату, едва сдерживаемый Даллой: он хотел придушить Турна за то, что тот едва не сотворил с его женой.

Несколько ликов Моран будет жить в доме арай, но хозяин был не рад этому, несмотря на радостный визг младшей дочери. Уговоры Даллы на него подействовали, однако досада осталась: простить Турна до конца он не мог по сей лик – слишком силён оказался страх возможной потери любимой.

Арай встал. Поправил коричневый жилет, затянул потуже пояс, надел сандалии и отправился во двор. Нужно прирезать степного юнима к празднеству и приглядеть за детьми: судя по гневным возгласам старшего сына пора бы усмирить неугомонных девочек.

Илсаян находился в зените. Пора перед Бурей-Матерью – самое жаркое время в годичном цикле. Работать в полях и садах становилось тяжело. Даже в тени и у прохладных ключей, бивших рядом с сараями, не было спасения от удушающего зноя. Ородон немного постоял на пороге, обнесённом живой изгородью виноградника. Смех детей доносился издалека, как и голос Тарсара. Между ягодных кустарников мелькали силуэты двух девочек. Они визжали, играя в догонялки. Неугомонные. Чуть посветлеет горизонт, а дочери уже на ногах и носятся по дому, гремя чашками, кружками и скрипя дверцами полок. Потом выбегают в сад, и их не видно до самой обедни, а то и до вечери.

Медленно пересекая просторный двор, Ородон не прекращал думать о детях. Его первенец – Тарсар – покинул Туарим сразу же после ритуала Йанри. Судьба увела его к учёным в Альрим. Волосы парня побелели, а глаза стали цвета ардийской стали – серые с металлическим отливом. Довольно скоро поступил в Мельмеринскую академию и сейчас, спустя двенадцать циклов, заканчивал её с отличием. Ородон улыбнулся и хмыкнул: ньин 15 15 Ньин (Njihn) – сын. всегда любил мастерить, собирать, изучать… он с самого детства не замолкал ни на минуту, постоянно задавая кучу вопросов. Бесконечные «почему?» тогда злили Ородона, но сейчас он бы отдал всё на свете, чтобы снова слышать голос того, маленького Тарсара.