Владимир Козлов - Горькое молоко – 1. Золотой брегет. Тюремный шлейф

…На воровской летучке у Мотыля Генерал откровенно восхищался Бедой:

– Никогда бы не думал, что эта травка способна на подобную козу. Откуда ты узнал про её волшебное действие. Если бы у нас давали ордена. Ты бы за этот зехер получил награду самого высокого достоинства.

Беда похвалу принял без восторга, а Генералу объяснил:

– В следственном изоляторе, у нас был один астматик по кличке Тёзка, он мне и рассказал про этот безвредный препарат. Хвалился, что дома кошку свою вылечил от эпилепсии, по чайной ложке в день. А если дозу завысить, то эффект может быть обратный, вызывающий странное поведение. Я про этот асматол вспомнил, когда кот Промот душил крыс в бараке. Он был, словно бешеный надо же, сколько крыс заделал, а если бы он с избытком асматольчику испил, то и козлам нашим бы глаза выцарапал.

– Шикарная травка, – сказал Генерал, – но всё равно может привести к беде.

– Ясное дело, – согласился с ним Иван. – Поэтому надо обязательно смотреть, на принимавшего пассажира, этот сбор. Чтобы он на колючку не залез и не получил пулю с вышки. Вот поэтому я и предупредил хлопцев, как только шерстяные начнут кренделя выписывать, так чтобы сразу их всех, технически сдали, через их же коллег – козлов.

…Администрация заметила резкий спад работы актива. Собравшись всем административным корпусом, они обсуждали причину свалившихся неприятностей на актив.

Заместитель начальника колонии по воспитательной работе полковник Кудрявцев, мужчина с крупными чертами лица и мясистым носом был человеком настроения. Он в один день мог быть добрым и злым, раздражительным и спокойным, как слон, если даже увидит явное нарушение своими глазами.

Его головной убор служил главным индикатором настроения. Если у шапки или фуражки козырёк смотрит вверх, значит, он находится в превосходном настроении. А если головной убор надвинут на лоб и козырёк закрывает переносицу, то в это время ему лучше на глаза не попадаться.

Он зашёл в кабинет для заседаний, когда обсуждение сложившейся ситуации шло в полном разгаре. Сняв надвинутую на лоб фуражку, причесал примятые волосы, продул ртом застрявшие в зубьях расчески волосы и бросив её со злостью на стол, сказал:

– До чего договорились в моё отсутствие, какие меры принимать будем? Вы понимаете, что над нами кто – то нагло смеётся и плюёт с высокой колокольни на нас и наши порядки. Оперативная часть никаких результатов по первомайскому шалману, который был устроен в одиннадцатом отряде, не дала. Я никогда не поверю, что при избиении осужденных Валуева и Закрая не было свидетелей. Их что глухонемые избивали в присутствии слепых, как и других активистов? А схождение с ума целой бригады активистов, – это уже не баловство, а преступление. Тут дело совсем серьёзное. И оставлять без внимания нам сейчас ничего нельзя. Немедленно усилить дисциплину в отрядах. Я был у начальника колонии сейчас. Он меня озадачил, сказал, чтобы виновные в беспорядках на зоне и избиениях членов актива были наказаны. Распоясалась отрицаловка по всему учреждению. Дошли уже до инвалидов. Крадут у них жизненно важную ортопедию. В туалетах бьют лампочки и избивают себе неугодных элементов. До каких пор это безобразие будет продолжаться? Мне что прикажете, туалет персональный около вахты для актива поставить, или охрану выставить на каждый сортир. Вы мне прекращайте своим бездействием потакать нарушителям. Или я вас всех к едрене фене угоню работать на Шерстки, к рецидивистам. Они вас быстро работать научат. Так, что мобилизуйте все силы, но нарушителей мне разыщите. Их место в изоляторах и БУРЕ. Калёным железом будем выжигать нарушителей внутреннего распорядка колонии. А сейчас я бы хотел послушать начальника оперативной части, что он скажет по поводу участившихся в последнее время в подразделении беспорядков?

Поднялся со стула начальник оперативной части майор Морозов. Он взял в руки заранее приготовленный листок с его предлагаемыми выкладками и начал выдвигать свою версию:

– Я со своими сотрудниками помозговал в специальной части. Отобрали и проверили все личные дела осуждённых, которые поступили в колонию в течение полугода. До сегодняшнего дня сто восемьдесят дел пролистали. Исходя от противного мы откинули обыдёнщину и оставили одиннадцать дел, которые могут представлять для нас интерес. Если судить по характеру нарушений, то они все имеют хулиганские штрихи, исходящие от молодых заключённых. Поэтому от одиннадцати мы откинули семь дел осужденных, которым перевалило за тридцать лет. Остаётся четыре, двое, из них были на малолетке. Одного я отметаю сразу – это Плеханов родом из Курска. Этот парень, безусловно, трудный, слов нет. Находясь на зоне три месяца, два раза побывал в штрафном изоляторе, один раз за членовредительство, а другой раз за нанесённую свежую татуировку. Он по характеру имеет склонности к бунтарству. Но круг его знакомств, не имеет авторитетов, все в основном заурядные личности, бывшие мелкие воришки и хулиганьё. Исходя из моих личных логических размышлений, я остановился на одной личности, которая может предоставить для нас интерес. Это Беда Иван. Отличается высокими организаторскими способностями и получивший от чтения книг основательные знания. Осведомлён во многих вопросах, в том числе и в законодательстве. Своими познаниями может любому юристу передавить горло. Сколотил около себя группу одногодок. В нашей колонии общается с известным нам всем Володей Генералом – Потёмкиным и Ореховым – Мотылём. У Мотыля Беда бывает часто в мастерской, куда захаживает и не безызвестный нам Рука, имевший девятнадцать лет сидки за плечами. К нам приехал на отдых из крытой тюрьмы, – добавил он. – Шесть человек носило полосатые шарфы, сейчас седьмой объявился это Беда, – я боюсь, что бацилла запущена не Бедой, а опытной рукой. А Беда исполнитель, но не рядовой!

– Ты, что предлагаешь всех авторитетов пересажать по камерам? – заорал Кудрявцев, – у нас был уже горький опыт с этим два года назад. Пятерых посадили, а двадцать появилось, да таких, что оторви да выбрось. Пробы негде ставить было. Разговор надо вести с авторитетами, если сами порядок не можете навести. Поставить перед ними соответствующие условия. Вызовите всех полосатых на конструктивный диалог, но порядок, чтобы был в колонии. Поговорите с Генералом и этим Рукой, пускай они немного урезонят свою молодёжь. Не пожелают помочь нам, тогда посулите им некомфортабельных, жизненных перипетий в лагере. И завтра же, к семнадцати часам, чтобы у меня на столе лежали постановления на подпись о наказании всех, кто был повинен в беспорядках. Не можете доказать прошлое, найдите для них настоящее, или мне поучить может прикажете вас? Стыдно господа офицеры. В восемнадцать часов я буду докладывать начальнику о принятых мерах, если он меня будет за ваше бездействие разносить, берегитесь у меня. Всё на сегодня. Все свободны, кроме Татаринова и старшего опера.