Сергей Михайлов - Колыбель качается над бездной

Мы в нерешительности остановились, потом снова двинулись вперёд, на этот раз шагом. Человек у костра либо не слышал нас, либо делал вид, что не слышит.

Голову окутал какой-то туман – и тут же рассеялся. Осталось только одно:

Шагающий.

Раньше Лена очень любила делать мне подарки. Она регулярно дарила мне какие-нибудь приглянувшиеся ей безделушки, которые покупала по случаю: зажигалки, брелоки, бумажники, авторучки, галстуки и так далее и тому подобное. К особо же торжественным событиям она преподносила мне более солидные презенты, заранее тщательно обдумывая эту важную процедуру.

На моё тридцатитрёхлетие она подарила мне шикарную электробритву фирмы «Филипс» самой последней модели. Уж где она её раздобыла, я не знаю: знатоки потом говорили, что это опытный образец и в широкое производство ещё не поступил. Я успел побриться ею только один раз, на следующее утро после того памятного дня рождения.

В тот же день, возвращаясь с работы, я попал в автомобильную аварию, вдребезги разбив наш новенький «ауди». Маленькая девочка выбежала на проезжую часть как раз перед моим авто и, испуганная видом гигантского стального чудовища, несущегося прямо на неё, замерла у меня на пути. Руки сами резко крутанули руль вправо, и я на полной скорости влетел в бетонный забор. Последнее, что я успел увидеть, – это широко распахнутые глазёнки девочки, живой и невредимой, крепко прижимавшей тоненькими ручонками к груди плюшевого Винни-Пуха.

В себя я пришёл только на третий день. В больнице. И сразу же увидел Лену. Она сидела возле моей койки и не отрывала от меня пристального взгляда, словно зная, что я очнусь именно в этот момент. Тогда я ещё не знал, что все трое суток она бессменно провела у моего изголовья и покрасневшими от бессонницы глазами жадно ловила тот миг, когда сознание вновь вернётся ко мне. И ведь дождалась!

– Милый, любимый, – прошептала она чуть слышно и нежно поцеловала меня в пересохшие губы.

Позади неё я увидел ещё одну женщину, как оказалось, мать той самой девчушки, которая чудом не попала под колёса моей машины. В глазах её стояли слёзы. Робко приблизившись ко мне, она положила на мою подушку букет пахучих полевых цветов.

– Спасибо вам, Виктор.

Из-за её спины внезапно вынырнула и сама девчушка.

– Простите меня, дяденька. – И положила рядом с букетом плюшевого Винни-Пуха. Того самого.

Лена наблюдала за этим изъявлением благодарности, молча улыбалась, шмыгала носом и украдкой смахивала набегавшие на ресницы слезинки.

Врачи заявили, что я родился в рубашке. За исключением сильного сотрясения мозга я отделался всего лишь несколькими ссадинами и царапинами. Ни одного перелома, ни одной более или менее серьёзной травмы. И это притом, что машина в результате аварии сложилась буквально в гармошку.

В больнице я провалялся две недели. По истечении этого срока мне сказали, что с головой у меня всё в полном порядке, – и выписали.

Именно после этого случая у меня перестали расти волосы, причём не только на голове, но и на лице. Я перестал ходить в парикмахерскую, а бритву фирмы «Филипс» запрятал в самый дальний угол. За ненадобностью. То же самое произошло и с ногтями: за все эти годы они не выросли ни на миллиметр.

С тех самых пор Лена перестала дарить мне подарки.

– Шагающий? Почему шагающий? – прошептала Лена.

– Что? – не понял я.

– Ты сказал – шагающий.

– Я сказал?

– Ну да. Почему ты так его назвал?

Я готов был голову дать на отсечение, что ничего не произносил вслух. Или всё-таки произнёс?

Я пожал плечами. Откуда мне знать, почему я так сказал!

– Так, стрельнуло что-то в голову, вот и сказал первое, что пришло на ум.

Она внимательно посмотрела на меня и ничего не ответила.

Мы были уже в двух шагах от костра.

– Присаживайтесь к костру, люди добрые, – пригласил нас мужичёк, продолжая сидеть к нам спиной.

– Здравствуйте, – сказала Лена, первой последовав его приглашению. Я присел рядом на берёзовый ствол. – Мы тут заблудились. Подскажите, пожалуйста, как нам выбраться к какому-нибудь жилью.

Мужичёк не удостоил её ответом. Он в упор смотрел на меня.

– Долгонько же ты добирался сюда. Ох, долгонько…

Он был смугл, горбонос, с копной чёрных, как смоль, вьющихся волос и такой же чёрной ассирийской бородой. Густая шевелюра, которая могла бы стать предметом зависти любой модницы, никак не вязалась с измождённым лицом, на котором время и жизненные невзгоды отложили свою неумолимую печать. Всё лицо и шея были изрезаны глубокими бороздами морщин, глаза смотрели из запавших глазниц с прищуром, с какой-то скрытой иронией и до того пронзительно, что я невольно чувствовал себя раздетым под его взглядом. Свободная от растительности часть лица была гладко выбрита, причём совсем недавно. Возраст его определить я бы не взялся, но то, что он стар, сомнений не вызывало. Весь облик незнакомца выдавал его семитское происхождение.

Нехитрый скарб в беспорядке был разбросан по траве: большая холщовая сумка, видавшие виды сапоги, несколько предметов алюминиевой посуды со следами костровой копоти, пара банок тушёнки в промасленной обёртке, полбуханки чёрного хлеба, завёрнутой в полиэтилен, несколько луковиц, пара помидоров, шмоток сухой колбасы… и едва початая бутылка дорогого армянского коньяка. Бритвенный станок («жиллет») с помазком, зубная щётка, тюбик зубной пасты («бленд-а-мед»), кусок мыла, рулон туалетной бумаги лежали отдельно, аккуратно упакованные в прозрачный пакет. Похож вроде на бомжа, решил я, но некоторые предметы его походного скарба явно не соответствовали облику среднестатистического российского бродяги начала третьего тысячелетия от рождества Христова. Тот же коньяк, например. Откуда, спрашивается? Может, свистнул где-нибудь? Или смуглая синева гладко выбритых щёк. Бомжи, насколько я знал, бритьём сильно не злоупотребляют. В общем, если не считать поношенной, в заплатках, одежды, он выглядел весьма цивильно и вполне даже ухоженным. Смущало меня и кое-что другое: бомжи обычно вертятся около человеческого жилья, как правило, в больших городах, в местах скопления людей, там, где можно чем-нибудь поживиться. Здесь же кругом был лес.

И ещё этот запах: от старика исходил тонкий аромат туалетной воды, причём не самой дешёвой. От бомжей так не пахнет. От бомжей вообще не пахнет, от них воняет.

– Подскажите, как нам отсюда выбраться, – повторил я вопрос Лены.

– Угости сигареткой, добрый человек, – вместо ответа попросил он.

Я бы сейчас многое ему отдал, лишь бы получить нужные нам сведения. Сунув руку в рюкзак, вынул непочатую пачку «Парламента». Я всегда с избытком запасался куревом, когда отправлялся в поход. Я вполне мог обходиться без пищи, воды, тёплой одежды, но без достаточного запаса сигарет – никогда. Тут уж ничего не поделаешь – пагубная привычка.