Исайя Хэссел - Глаза богов закрыты

– Слова ничего не изменят, тем не менее, хочу, чтобы ты знал: мне искренне жаль. Потерять отца в столь раннем возрасте большая трагедия.

– Не могу поверить, что люди способны на такое. Они все убийцы! Каждый, кто радовался их смерти! – я весьма удивлен, что способен вернуться в этот мир и продолжить с кем-то разговаривать, не теряя смысл разговора. Удивлен тому, что добровольно вернулся к людским проблемам, не теряя при этом чувства невесомости.

– Такими их создали Боги. Они не ведают, что творят.

– Как Боги вообще могли такое допустить?

– Они сделали это специально, чтобы людьми было легче управлять.

– Я не понимаю зачем?

– Им нужно было дать людям возможность выплескивать свою жестокость друг на друга, чтобы они не начали выплескивать ее на что-нибудь другое. Стравить и манипулировать – всего лишь один из рычагов контроля.

– Я в это не верю! Это не может быть правдой! Мы верим Им, молимся Им, а Они с нами так поступают? Я не верю в это… просто не могу поверить.

– И правильно делаешь, что не веришь в безумный бред старика, давно выжившего из ума.

– Почему ты так про себя говоришь?

– Потому что нет ничего хуже, чем зная истину, жить во лжи и не иметь возможности что-либо исправить.

– Вы могли бы начать сопротивляться. Научить людей истине.

– Нет, я, пожалуй, слишком стар для такого. А даже будь я молод и не подумал бы сопротивляться. Боги не прощают такой дерзости.

– А разве бездействие – это хорошо?

– А разве плохо, если ты прекрасно знаешь, что твоих сил не хватит на то, чтобы хоть что-то изменить?

– Не знаю.

– Вот и я не знаю, но, думаю, все же будет лучше жить, чем глупому погибнуть, так и не принеся никакой пользы.

Становилось холоднее и дальше сидеть в грязи было все менее комфортно, но мне все равно так не хотелось уходить. Рядом сидел этот старик, имени которого я даже не знал, и мы с ним о чем-то говорили, пусть смысл разговора я понимал слишком смутно, чтобы у меня получилось до конца вникнуть во всю суть разговора, но этот разговор успокаивал меня и мне не хотелось лишаться этого.

– Знаешь, Аарон, я, наверное, пойду. Начинает холодать, а чего мне уж точно не хватало, так это заболеть на старости лет-то.

Старик начал вставать и делал он это долго, старательно изображая старческую немощность.

– Откуда ты знаешь мое имя? – спросил я, мучительно стараясь вспомнить представлялся ли я ему. – Я не говорил, как меня зовут.

– Нет, не говорил, ох, – кряхтит, как может, даже лицо покраснело, но у меня все равно оставалось ощущение плохой актерской игры. – Я просто знаю его и все. Приятно было познакомиться… и поболтать. Удачи тебе, не злись и не переживай. Живи по течению, а не против и будет тебе счастье, – он наконец выпрямился и, слишком сильно опираясь на палку, стал медленно уходить, но, пройдя пару шагов, обернулся. – Если ты все же хочешь узнать, откуда я знаю твое имя, то могу угостить тебя вкусным чаем. А то небось уже окоченел в этой луже сидеть.

И действительно… холодно.

Сказать, зачем я согласился, я точно не мог. Как вообще я смог поверить незнакомому старику, после того, что случилось с Зайрой всего лишь сутки назад? Просто невероятно, но своим присутствием старик каким-то образом успокаивал бурю внутри меня, а мне не хотелось от этого отказываться.

Бесчисленное количество раз проходя мимо его дома, я никогда раньше его не замечал, что совершенно не было удивительным, ибо его маленький и серый домик, можно даже сказать, халупа, сливался с тенью двух домов гораздо крупнее, между которыми он оказался зажат. В результате он оказался практически полностью скрыт от посторонних глаз, что было только на руку его владельцу. Финеес, так он представился мне, привык жить в уединении. Признаться, я не заметил бы его дом и сейчас, как не замечал не замечал его и раньше. И только оказавшись у самых дверей, я понял, что это не просто чей-то брошенный сарай, а самое настоящее убежище затворника, умедлившегося спрятаться по среди единственного в мире городе людей.

Оказавшись внутри, я бы удивлен еще сильнее. Свободного пространства в нем не было вовсе! Впервые в своей жизни я почувствовал себя слишком большим, чтобы здесь мне было комфортно находиться. Приходилось передвигаться на цыпочках, внимательно смотря куда наступаешь, иначе, казалось, легко было остаться без пальцев на ногах. Они бы здесь тоже затерялись, среди мусора, которого здесь было поистине много. Точнее сказать, не совсем мусора, а скорее всеразличного барахла, раскиданного везде и всюду перемешано со всем, из-за чего это в мусор и превратилось. Все остальное свободное пространство занимала одна единственная кровать, которая тоже оказалась завалена, только не мусором, а старым, пропахшим гнилью тряпьем, которое использовалось вместо одеял. Все покрыто толстым слоем пыли. И как только он может здесь спать, есть, дышать? Или вообще подолгу находиться… Ни изнутри, ни снаружи нельзя было сказать, что дом этот обитаем и в нем кто-то живет. Он казался мне заброшенным, даже несмотря на наше здесь присутствие. На два человека этот дом явно не был рассчитан. Здесь даже одному невозможно жить! От одной лишь пыли можно было задохнуться, не говоря уже про, что помещение, по-видимому, ни разу за последние десятилетия не проветривалось. Спертость воздуха достигла своего апогея лет двадцать назад, а солнечный свет вообще никогда не проникал сюда! Единственное окно оказалось лишь выбитой в стене небольшой дырой, расположенной рядом с дверью, и было тщательно затянуто и забито огромной грудой грязного тряпья с той целью, чтобы через эту дыру никогда не просочился воздух. Старик словно не хотел им дышать, предпочитая задыхаться. Все это создавало поистине дикую атмосферу, что здесь живет психопат, маньяка, который вспарывает глотки случайным знакомым. Я должен был испугался, с криками и воплями бежать отсюда сверкая пятками, но остановило меня одно «но»…

Было здесь то, что действительно сильно меня заинтересовало. Из-за чего пришлось закрыть глаза на царивший здесь хаос и на самого старика, что своим поведением и образом жизни больше напоминал безумца, чем просто причудливого дурачка. Книги! Я никогда не видел книг. Эта вещь на столько редкая, что даже при виде одной маленькой книжечки рот у любого откроется, а здесь их было столько, что каждому жителю города можно было раздать по одной. Хватит всем и еще парочка останется лежать на полке. Десятки, сотни, они не поддавались подсчету. Огромное множество всевозможных форм и расцветок. Хотя я не мог различить их цвет из-за толстого слоя пыли, что их покрывала обесцвечивала, но я почему-то был уверен, что раньше все они были уникальными, а не обезличенными, как сейчас. Пыль стерла названия. Они лежали везде: на полу, на кровати, каждая стена была заставлена ими вплоть до самого потолка. Возможно, на них он и держался. Эти книги еще сильнее сужали и без того сильно ограниченное пространство. Даже владение одной книгой считалось преступлением более страшным, чем убийство. Владение же столь бесчисленного множества книг превращала Финееса в самого опасного преступника в городе. Книги являлись богохульством, а богохульство – самый страшный грех. За него убивают на месте без спектакля-суда и совсем ненужного палача. Меня до дрожи в коленях пугала опасность оказаться на виселице за одно лишь нахождение в этом месте и до такой же дрожи завораживала эта комната. Я всегда мечтал увидеть хотя бы одну книжку, самая страшная и тайная мечта – полистать одну из них. И вот мечта не просто осуществилась, а стала настоящим кошмаром наяву.