Инесса Давыдова - Алхимия лжи

– Ликвидировали.

– Наемник?

Куратор подтвердил.

– Кто заказчик?

Петрович беззвучно произносит: «Исер».

– Пока это закрытая информация, – еле заметным кивком Петрович показывает на Гамлета, давая понять, что у него нет доступа.

По телеку передают очередной репортаж об Алекс. Первым делом огорошивают зрителей сенсационной новостью: Алекс Петровская и Саша Вернер – одно лицо. Мы с Петровичем переглядываемся. Оба понимаем, что это заказуха, но от кого? Кому выгодно, чтобы следствие и общественное мнение соединили концы именно таким образом? Как ни старалась Контора спрятать Алекс от ее врагов – все безрезультатно, и отъезд в Лондон ничего не решил.

– Так в чем проблема? Почему я не могу приступить к работе?

Петрович трет руку, снова тяжкий вздох. Как же ему не хочется раскрывать причину. Давлю на него тяжелым взглядом. Что опять замутила Фасадная Империя?

– Я приехал в ресторан, где до покушения «Эпсилон» гулял всем коллективом. Объект все еще держали в изоляции. Шла интенсивная проверка здания. Алекс потребовала тебя вернуть, но я знал, что на это ответят наверху и сказал: «Руслана Закирова больше нет». Я имел в виду, что ты скинул легенду и задействован в другой операции. Но она сделала вывод, что ты погиб, а я не стал переубеждать. Она хотела знать, где, когда и при каких обстоятельствах, но я сказал, что это закрытая информация.

Действия куратора я прекрасно понимаю, у него не было другого выхода. Алекс могла встать в позу, заморозить сотрудничество и в ультимативной форме требовать моего возвращения. Но с самого начала операции Контора отдавала предпочтение Вернеру, остальное было на втором плане. Для боссов он ценный актив.

– Если после наркоза она выскочит из легенды и снова станет Алекс Гордеевой – операция на грани срыва.

– Не понял.

Куратор набирает в легкие воздух и на одном дыхании выдает:

– Из холдинга «Эпсилон» в день завершения «Протокола-17» объект вышла как Алекс Петровская, а в Лондон через три дня прилетела как Саша Вернер. Наши специалисты применили технику психологической подмены, которую Вернер практиковал на ней в диспансере, но немного ее видоизменили.

Не верю своим ушам. В докладе я подробно описал, как эксперименты Вернера негативно сказались на психике Алекс, но Контора задвинула мои записульки и пошла коротким путем. Небось, на этом варианте настаивал сам Вернер.

– Алекс знала, что вы устроите фарш из ее мозгов? – я начинаю заводиться. На собственной шкуре я не раз испытал, чем все это чревато.

Куратор делает вид, что внезапно стал глухим.

Перед глазами мелькают кадры из видео, которое Алекс раздобыла через медсестру психушки. На них она продемонстрировала уникальную способность проникать в придуманные легенды, но проблема была в том, что после продолжительного сна она снова становилась собой.

– Связь с Алекс была запланирована только в чрезвычайных ситуациях, поэтому мы не рисковали ее легендой. А когда группа наблюдения засекла контакты Вернера с правительственной верхушкой, нам пришлось выводить Алекс из спячки. Она молчала два месяца, а потом вышла на связь и передала аудиозапись, на которой подробно изложила план Вернера. Алекс утверждала, что он готовится передать важные разработки британскому правительству, а позже намеревался с ней и сыном исчезнуть. У нее были доказательства, она планировала передачу документов, но больше не вышла на связь.

– Эта информация хоть как-то подтвердилась?

– До сегодняшнего дня – нет, но вмешательство дипломатов и МИ6 в исчезновение Эрхарда говорит, что Алекс была права.

– В чем вы сейчас видите проблему?

– Проблема в том, что мы просили Алекс стать Сашей Вернер на год. Год прошел три месяца назад. Если она очнется в больнице как Алекс Петровская, то предъявит нам императив.

– Вернер ее не отпустит, – я вскакиваю и снова начинаю ходить по комнате.

– Она это знает и пытается найти выход. Думаю, беременность из этого разряда – Алекс даст возможность видеться Вернеру с дочерью, а он ей с сыном.

Разговоры о новой семье Алекс меня раздражают, я перевожу тему:

– Если Алекс считает, что я мертв, зачем мне вступать в игру?

– Ты вступишь в игру, если после наркоза она проснется как Алекс Петровская и заголосит, что она вдова Макса, а Вернер – насильник. Тогда ты заберешь ее из клиники и увезешь в убежище. Если Эрхард не вернется через сорок дней после исчезновения, Алекс вступит в наследство.

– Насколько я понял, брачный контракт не в пользу Алекс?

– Это затрагивает только сына. В вопросе воспитания Эрхард проявил принципиальность. Он хотел, чтобы мальчика воспитывал мужчина из рода Вернеров. Касательно денег, Алекс – прямая наследница его финансового и интеллектуального капитала.

Наши хотят прибрать к рукам разработки конструкторского бюро Вернера. Все проще пареной репы. Кто контролирует Алекс, тот владеет капиталом Вернера и его военными разработками. Алекс еще не выработала свой ресурс, и в случае сброса легенды я должен ее эвакуировать, обеспечить безопасность и вернуть в личину Саши. Последнее нереально, пока она без сына и со мной. Куратор это отлично понимает. Значит, меня выведут из игры, как только она оклемается и будет готова к работе.

Дикая боль выталкивает меня из тревожного сна, в котором я бросила Икару фразу: «Нужно поставить точку в наших отношениях». Он смотрит на меня с непониманием. Я знаю, нас прослушивают. Запись последнего разговора пополнит полугодовую аудиотеку. Ей присвоят порядковый номер, проставят дату. При необходимости проанализируют специалисты, которые обратят внимание на интонации и интервалы между слов. Дадут оценку его придыханию и легкому дрожанию моего голоса. Да, мы оба взволнованы, ведь уже через час он выйдет из отеля и поедет на базу, где будет проходить подготовку к заданию, которому отдаст не только свой опыт и навыки, но и собственную жизнь.

Икар считает, что я веду себя неблагоразумно. Подставляюсь и навлекаю на себя гнев Эрхарда, ведь он неотрывно следит за моей подготовкой и наверняка прослушает запись этого разговора. Тогда я, конечно, не знала, что вижу ГБ в последний раз, но сейчас, во сне, эта истина отстукивает в моей голове обратный отсчет. Нужно что-то предпринять. Молю его сделать, как я прошу, ведь мне доступна информация, которую он еще не знает.

Его глубокий и богатый обертонами баритон пытается перекричать какая-то настырная итальянка. Она врывается в сознание и слишком громко комментирует показатели моего состояния. Светит мне в глаза и спрашивает слышу ли я ее.

Щурюсь и недовольно ворчу.

– Как вас зовут? – спрашивает она меня по-английски.