Александр Димидов - Четыре унции кофе

Я отвернул клапан конверта. Внутри лежал чек (лицом вниз, так что суммы я не видел) и небольшой алюминиевый ключ с картонной биркой. Порошка не наблюдалось.

Тем временем он водрузил на нос солнечные очки.

– Контора называется «Американ Сторидж». В самом конце Огайо Драйв. Номер – на тэге. Если выпадет свободная минута, поезжайте. Вам понравится.

И он утопил кнопку на руле, включив двигатель. Показывая тем самым, что разговор окончен.

Я выбрался наружу, не проронив ни слова. В самый последний момент он поймал рукав моей куртки и придержал его. Не очень вежливо. Я мог бы запросто освободиться. Но помедлил.

– И еще, – сказал он мне в затылок тоном из рубрики «заруби себе на носу». – Этого разговора не было. Не просто не было, но и никогда не будет. Я хочу, чтобы ты понимал (упс, вот так мы и перешли на «ты»), сейчас ты закроешь дверь и все, что произойдет дальше, будет зависеть только от тебя. Слышишь? Больше никаких черновиков. Ты живешь набело. Облажаешься – никто тебе не поможет.

На меня был наставлен бледный череп с лицом, перекошенным гневом, который до сих пор ему удавалось скрыть. Потом он разжал пальцы, захлопнул дверь. Я стоял на парковке с конвертом в руках, пока он сдавал назад, преградив мне путь к автомобилю. Выровняв колеса, он притормозил:

– Док!

На лице снова была фальшивая улыбка.

– Спасибо за Чака!

Двумя пальцами левой руки он отсалютовал мне на армейский манер и утопил педаль газа. Джип сорвался с места, взвизгнув на повороте.

Стив, преподаватель химии, появившийся на парковке, обернулся на звук, затем вопросительно взглянул на меня. Я скорчил гримасу недоумения. Дескать, дураков хватает. Причем самые отъявленные из них иногда без спроса паркуются на учительском месте. И как ни в чем не бывало, вернулся к машине.

Меня бил озноб. Я здорово перенервничал. Минут десять просто сидел, тупо глядя перед собой. Основа любого стресса – неожиданность. Я не был готов к этому разговору. Не то, чтобы испугался, но ему удалось застать меня врасплох.

Скорее, чисто механически, чем из интереса, я перевернул конверт и вытряхнул его содержимое на колени. Чек в пять тысяч долларов был выписан на мое имя Генри Кэмпбеллом, «Грэйт Вэстерн Бэнк». Ух ты! Теперь мне придется ходить к Чаку еще полгода, чтобы отработать такую уйму денег. Или заниматься с ним две недели по двадцать четыре часа в сутки, пока окончательно не затрахаю его мозг, а заодно его мамашу. Ха!

Да, я был отчасти зол на Хлою, потому что считал, что мы были в достаточно близких отношениях для посвящения в подобные «фамильные» секреты. Хотя, с какой стати я должен верить его словам? У него явная паранойя. Комплекс брошенного мужа, который с годами разросся до маниакального убеждения, что его бывшая жена должна навечно принадлежать ему и только ему. Прямо патриархальный деспот. Автор фамильной саги. Ладно, писатель, посмотрим что еще ты сочинил.

Успокоившись, я наконец-то завел машину и отправился искать Огайо Драйв. Все равно ни о чем другом думать не получалось.

Место оказалось отдаленным и достаточно глухим. Сначала я долго плыл по околице, дома попадались все реже, потом справа показался заброшенный кирпичный завод. Древний мост, перекинутый над бывшим карьером, ржавел всеми цветами радуги. Начало смеркаться. Когда мои фары уперлись в цинковый щит «Американ Сторидж», была четверть шестого. Дорогу между ангарами (я насчитал восемь штук) посыпали крупным гравием.

Бокс, ключ от которого лежал на сидении рядом со мной, располагался в шестом. Перед тем, как остановиться у ворот, я круто вывернул руль влево, перегородив проезд. Иных машин поблизости не наблюдалось, и в узком коридоре между ангаром и каймой поля это была единственная возможность осветить то, что ожидало меня внутри в наступающих сумерках.

Я вышел из машины, не выключая фар. Перед железной гармошкой на секунду задумался. Стоит ли открывать? Там, по ту сторону жалюзи, могло быть все, что угодно. Фунт героина с моим именем на бумажном пакете, перехваченном клейкой лентой (как только я коснусь этого свертка, врубят свет, и с неба посыпятся агенты АНБ). А может, заспиртованные головы всех «придурков с анекдотами», как он их называл. В индивидуальных колбах на полу, прикрытые серой мешковиной от посторонних глаз. Или всего один, которого пытали, привязав к стулу посреди бокса, а потом перерезали горло кухонным ножом. Тем самым, который недавно куда-то запропастился вместе с моими отпечатками на рукояти. Причем тут же выясняется: бокс был снят на мое имя пару месяцев назад. От старшего Кэмпбелла можно было ожидать, чего угодно.

Осознавая, что могу подставиться, я все же решил идти до конца. Победило любопытство. Плевый замок (баксов 7—8 в любом «Уолмарте») немного заржавел. Я слегка помучился, пытаясь расшевелить его внутренности ритмичными поворотами влево-вправо. Когда он сдался, я подцепил нижнюю скобу гармошки и потащил ее вверх. К счастью, барабан наверху (мне приходилось видать эту древнюю штуку ранее) оказался в порядке. Получив импульс, дверь дальше пошла сама, сматываясь со скрипом. И через секунду я увидел бокс, засыпанный под завязку.

Это было настоящее кладбище. Кладбище книг, сваленных как попало, скопом. Я увидел стопки с одинаковым корешком в типографской перевязи. Их даже не распечатали. Я поднял одну и смахнул пыль. На добротной тканевой обложке была нарисована девочка на велосипеде с привязанным к рулю розовым воздушным шаром. «Волшебное лето», прочитал я вслух. Хлоя Кэмпбелл. С обложки соседней книги мне улыбалась такая же девочка, только все еще в пыли. И с другой, и с третьей, и с десятой. Стоило взглянуть на дату выпуска, на тираж, чтобы понять: здесь похоронено все или почти все.

Но насыпь не была однородной. Скорее, она состояла из двух могил. Подальше, в глубине бокса, ближе к стене, фары вырвали из тьмы цветное припорошенное пылью некогда глянцевое пятно. И еще пару таких во всевозможных ракурсах валялись вокруг. Я не стал лезть за ними. Было ясно, что там, подальше, выгрузили первую партию, старую, быть может, прошлогоднюю. А здесь, ближе к выходу, насыпь посвежее. Именно насыпь. Разгружая вручную, трудно сотворить подобный хаос. Видимо, сюда подогнали грузовик и высыпали тираж, опрокинув кузов. Потом грейдером задвинули его подальше, освободив место для следующего завоза.

Я достал сигарету. Потревоженная светом фар, на вершине книжного кургана показалась одинокая мышь. Втянула вечерний воздух и пропала. Этой «библиотеке» не хватало хотя бы одной закладки. Я взял ближайший том, вытащил из внутреннего кармана конверт с чеком Кэмпбелла и, воткнув между страниц, оставил книгу на видном месте.

Мне вспомнился лысый череп, злые глаза, вперившиеся в меня поверх очков. Я выпустил струю дыма ему в лицо, мысленно добавив: f*ck you.