Аделина Кандикова - Васат

Внутри у меня всё пылало. Но не от злости, а от обиды, которую нельзя было показать. Сколько всего мама могла бы услышать из моих разговоров, если бы хотела… Насколько бы лучше могла узнать мою ситуацию… Но ей это попросту не нужно. Она уверена, что все знает, талдычит своё и ей совершенно все равно, что происходит вокруг.

Хоть бы раз она услышала, что моя вина тут минимальна. Что Гуревич не захотел говорить правду, что Эва уже утешает «безумно страдающего» Марка, что в школе я просто стала объектом всеобщей травли в считанные минуты…

Я спустила Васата на пол, и он запрыгнул на кровать, грозно порыкивая. Воспользовавшись маминым секундным ступором, я села за ноутбук и включила музыку, показывая, что этот разговор окончен. Ужасно некультурно с моей стороны, и мне было стыдно за свое откровенно ребяческое поведение, но по-другому мама бы не поняла.

Я буквально чувствовала, как она прожигает мне взглядом затылок. Но все во мне буквально кричало, что я дала правильный ответ и что сейчас главное не спасовать из-за угрызений совести. Самоуважение должно перевесить все побочные эффекты. Не сейчас, так со временем… По крайней мере, я себя так убеждала.

Мамино терпение закончилось. Она захлопнула ноутбук прямо у меня перед носом с такой силой, что мне показалось, что он больше никогда в жизни и не заработает. Когда я подняла глаза, её и след уже простыл. Мама вылетела из моей комнаты, не потрудившись даже прикрыть дверь. Уж лучше бы она так ей хлопнула, чем ноутбуком!

Больше с разговором на эту тему мама ко мне не подходила, но пыталась отправить на переговоры Грэга перед самым выходом. Он осторожно протиснулся в едва приоткрытый дверной проем в черном смокинге, который сидел на нем как-то странно из-за предательского «семейного» пузика.

Я сидела на кровати с телефоном в руках и смотрела, как Грэг нервно раскачивается с пятки на носок, собираясь с силами чтобы что-то сказать. Да даже не что-то, а конкретный текст, который ему надиктовала буквально пару минут назад моя мама. Я видела, как ему трудно совладать с собой и в конечном итоге, он резво присел на край моей кровати и сцепил руки в замок.

– Не хочу навязывать тебе чужое мнение. – уверенно заявил Грэг. – Но и получить от твоей мамы тоже не хочу… Так что, я надеюсь, тебе не доставит сильных неудобств, если я посижу здесь пару минут для вида.

В этот момент у меня появилась надежда, что не все потеряно. Я же знала, что Грэг, так же, как и моя мама, мечтает, чтобы я наладила отношения с Марком, ведь из-за такого надуманного конфликта, у всей моей семьи появились совсем ненадуманные проблемы. И у Грэга, пусть не в таких масштабах, как у Элизабет, чью газету спонсируют Ларсены, как у госслужащего, они тоже имеются. Но он не позволяет себе приказывать мне, что делать, как бы несладко ему не приходилось. За это я его и уважаю.

– Ой. Нет, нет, нет, нет! – Грэг, выставил руки, пытаясь отгородится от топающего к нему через скомканный плед Васата. – Мне не нужна шерсть на моем смокинге, милый лохматый зверь.

– Васат, ко мне. – позвала я и раскрыла для него объятия.

Пес, подпрыгивая, понесся в обратном направлении и, взгромоздившись ко мне на руки, попытался лизнуть меня прямо в глаз.

– Спасибо. – усмехнувшись, пробурчал отчим.

– Это я должна тебя благодарить…

Грэг ласково кивнул, поджав губы, и стал смотреть в окно на противную клубящуюся на улице морось. А я безуспешно пыталась успокоить Васата, на которого напал игривый и безудержный прилив собачьей нежности.

Следующие несколько дней стали для меня самым сложным испытанием, потому что проблемы валились со всех сторон разом. И что с этим делать, я не имела никакого понятия.

Во-первых, мое моральное состояние оставляло желать лучшего. По нескольку раз за час я меняла свое мнение, относительно того решения, что приняла на счет ужина. То я считала, что поступила правильно и хвалила себя за выдержку, то проклинала все вокруг, из-за того, что была такой дурой. И все бы ничего, только все это происходила где-то глубоко внутри меня. Я так устала радоваться или плакать, что если просто наблюдать за мной со стороны, то можно смело заявить, что я не чувствую ничего. Что я овощ. И это было бы замечательно, но к огромному сожалению это не так. Я все чувствую, но не могу собраться с силами, чтобы выразить это. Мне больно показывать свои эмоции. Я устала от них. Так же, как и все окружающие…

Во-вторых, ноутбук сломался. Мой любимый, замечательный ноутбук просто перестал функционировать на следующее утро. Даже не включался. Конечно, большая часть информации, что была на нем, также закинута в облачное хранилище, но пару папок со своим творчеством, которые я не хотела светить во всемирной паутине я все-таки потеряла. Насколько мне позволяли судить мои технические знания, после маминого удара разлетелся жёсткий диск – в этом была проблема. И я бы отнесла его в мастерскую, ведь наконец-то (что было очень необычно для нашего региона) установилась довольно-таки теплая погода, да и город был красиво украшен и заполнен ярмарками после праздника расторжения унии со Швецией. Но вместо этого я валялась в постели и не выпускала из рук телефон поочерёдно обновляя ленты во всех соц.сетях, что у меня были. И на это была следующая причина:

Я притворялась больной, чтоб мама поменьше выносила мне мозг. С момента своего возвращения с ужина с Ларсенами (на котором, по словам мамы, к моему великому удивлению, Марк все-таки появился) она не упустила ни единой возможности напомнить мне о моем скверном характере и запоздалом развитии, и я через силу старалась ей не отвечать, чувствуя свою вину… Нет, не за то, что не пошла с ними. А за то, что из-за меня пострадала машина Грэга.

Я не знала, что говорят обо мне в городе сейчас, но похоже виток слухов вышел на новый уровень. И новая волна обсуждения привела к тому, что на машину моего отчима вылили банку фиолетовой краски и каллиграфично вывели «воспитывай свою гребаную дочь». И, естественно, такое событие тоже не вызывало у меня особого желания одной выходить на улицу, или даже с мамой или Грэгом, чтоб только больше навлекать на них беду. Так что ремонт ноута подождет.

Вкупе все эти проблемы буквально душили меня. И единственным лучиком света в этой беспроглядной череде ужасов был лохматый комочек счастья – Васат. В те редкие часы, когда мама уезжала в редакцию, чтобы отдать в печать новую статью, я сломя голову неслась на задний двор вместе с псом и наслаждалась солнечными деньками. Мы с Васатом играли, я учила его командам. Он оказался очень смышленым малым. В первый же день таких прогулок он научился давать лапу, а ещё через день уже выполнял кувырки и подавал голос.