Сергей Санин - Дорога в вечность. Иудей

Исполин снова повернулся лицом к солнцу. И правда, кто же он? Этот ответ и ему самому давно не давал покоя. С начала своего «долгого пути», как он для себя называл свой дар, он менял ответ на этот вопрос бесчисленное количество раз. Поначалу думал, что он посланник Господень и должен каким-то образом влиять на судьбу мира. Увидев со временем, что всех людей невозможно изменить, и мало кто воспринимает его всерьёз, считая умалишённым стариком, он стал склоняться к мысли, что предпринимать какие-то попытки бессмысленно. Люди всегда будут оставаться людьми. Для него эта банальная истина имела глубочайший смысл, ведь только он знал, что сколько бы ни существовал мир, сколько бы ни развивалось человечество, оно испокон веков пытается себя уничтожить. Сначала камнями и деревянными дубинами, позже, со стремительным ходом эволюции, – автоматами и ракетами. Итог всегда один: уничтожать своих братьев и сестёр – безжалостно, иногда даже с дикой сумасшедшей улыбкой на лице. Сколько же раз он это видел, сколько раз пытался остановить!

Корил небеса, вопрошая, за что ему была уготована такая судьба, он всего лишь человек, типичное создание творца и ничем не отличается от других! Но небеса молчали.. На протяжении своих многолетних странствий искал своё предназначение: ведь недаром с ним так поступили! Это он прекрасно понял, но сколько же ему пришлось пройти, чтобы понять!

Вспоминая прошлое и людей, с которыми ему пришлось повстречаться, он как никто в мире знал, насколько человек жалок в своём стремлении к власти, деньгам, мести, насколько беззащитен даже за спиной тысячи солдат, как многое порой зависит от незначительного случая, меняющего всю жизнь. Сотни раз проходило это перед его глазами, но за столько времени он так и не смог разобраться в себе.

Ночами, устроившись в лесу у костра, под волчий вой часто размышлял, достоин ли он такой слепой жизни? Может, если бы кто-то другой был выбран вместо него или его судьбу изменил бы тот самый крохотный случай… Может быть, тот незнакомый человек, который был бы выбран вместо него, справился бы лучше? Заслуживает ли он такого тяжёлого ярма, сколько ему ещё его нести? Давно уже его не радовали ни дни ни ночи. Справедливо ли наказание? У него было очень много времени подумать над этим, и всегда приходил к одной мысли: он всего лишь муравей в этом мире, всего лишь крохотный червяк, вообразивший, что может прорыть тоннель к ядру Земли. Он ничего и никогда не сможет решать.

Часами, теребя свою серебряную бороду, он вспоминал ТОТ день! Он помнил каждое мгновение, даже пение птиц и дуновение ветра! Помнил песчаную бурю, свою бесконечную самоуверенность; помнил свою несчастную жену; своего сына, который всегда смотрел на него с опаской, который в любой момент способен наказать за малейшую ошибку. Помнил своих слуг – он не раз бил их плетью, врезая всё новые и новые шрамы в их спины, пытаясь доказать своё могущество. Он помнил всё! Сколько бы он отдал, чтобы заново родиться на свет и всё изменить! Но с прискорбием осознавал, что отдавать ему совершенно нечего, кроме никчёмной своей жизни. Да и отдавать – некому.

Он прищурил глаза и снова невольно – в тысячный раз – задумался о том дне, о том великом дне, который он так никогда и не сможет изменить и забыть….

* * *

Верблюды устало и очень медленно шли по раскалённому солнцем песку, опустив измождённые головы. Их погонщики укутавшись в плащи с ног до головы, воспалёнными глазами смотрели вперёд, с надеждой увидеть долгожданный город. Третий день в пустыне истощил их силы. Каждый из пятидесяти человек, в мёртвой тишине, нарушаемой лишь шарканьем пробегающих пустынных ящериц, думал о чём-то своём. Кому-то хотелось встретиться с семьёй, обнять детей и жену, других ждут успокаивающие звуки арфы под плавные танцы блудниц в укромном уголке дома. Одно объединяло всех – стремление поскорее вернуться в Иерусалим.

– Не торопите так скотину, дурачье! Ещё три с лишком часа дороги, загоните верблюдов – на чём домой добираться будем?! – нарушил мёртвую тишину Агасфер. – Медленней двигайтесь, три дня шли – три часа переживёте.

– Никто и не торопится, хозяин. Корабли сами чуют, что скоро земля, вот они и прибавляют ход, – сострил Варфолом, самый молодой караванщик.

– Будешь много умничать – без работы останешься. Ишь ты! Если такой умный, иди прислужником в храм, там тебя быстро научат дисциплине и сотрут твою нахальную ухмылку, – грозно гаркнул Агасфер.

Все знали о несносном характере хозяина, о его злобе, распространявшейся, казалось бы, на весь мир, но кроме тех, кто был выше его по чину и имел большее состояние. Шутить он не любил, и его угрозы нужно было воспринимать с должной настороженностью. Никто не забыл случай с Карифом, который работал на него без малого двадцать лет и считался отличным работником с безупречной репутацией. Но однажды, примерно два года назад, сын несчастного, которому пошёл всего второй десяток отроду, заболел проказой. Малец стразу же попал под приказ Кесаря гласящий, что все без исключения, заболевшие этой заразой, должны по собственной воле уйти из города, дабы не заразить других.

Бедный Кариф, как он страдал в те времена! Каждый день он проливал слёзы над сыном, пряча его в своём доме и никому не раскрывая тайну его болезни. Молился, просил богов помочь его чаду, но ребёнку с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Поначалу он молча лежал в бреду, обливаясь потом, через некоторое время на коже появились гнойные язвы. Все свои сбережения, копившиеся за многие годы работы на Агасфера, он тратил на лекарей, тайно проводя их к себе домой с наступлением глубокой темноты. Кудесники уверяли , что помогут его единственному сыну и будут хранить секрет за отдельную плату. Они лживо жалели его, вытягивая деньги.

Один из лекарей заверил отца, что через три дня вылечит сына от неизлечимой болезни, но ему нужна крупная сумма денег на целебное снадобье, которое продаётся втайне от городской стражи неким путешественником . Врач запросил баснословную сумму на покупку этого чуда. У несчастного Карифа не было выбора. Он отдал лекарю последние сбережения и стал ждать будущей ночи, когда тот обязался принести лекарство. Целый день он не находил себе места, молился и снова плакал, но крохотное огонёк надежды теплился в его сердце. Это был, несомненно, самый длинный день в его жизни. Он ждал и ждал. Ходил из угла в угол, как загнанный зверь. То унывал, то настраивал себя на мысль, что сегодня произойдёт чудо.

Наступила ночь. На почти что безлюдных улицах остались пьяницы да купцы, вываливающиеся из дверей домов в окружении блудниц. Затаив дыхание Кариф прислушивался к каждому звуку, каждому шороху , и при малейшем стуке в его дверь сердце начинало бешено колотиться.