Татьяна Авлошенко - Спутники Марены

Ой-ой, о чем думаешь, несчастный, сам угодивший в плен?!

Али поискал глазами Вольгу, своего хозяина. Тот стоял неподалеку, объясняя что-то рыцарю Лотарю.

– Нож прячется в наручь. Он довольно легко выходит оттуда. Смотри, делаешь так, так и так…

Неволя всегда позорна для человека, родившегося свободным. А уж иметь хозяином такого щенка… Несмотря на все его знания и умения… Ему, верно, и восемнадцати нет…

– Да, поднять и удерживать тяжело. Но стоит научиться правильным движениям, подстроиться под нрав этого меча, понять его, и в битве вы с ним будете трудиться на равных…

Теперь Вольга и Лотарь рубились на наскоро выструганных из палок мечах. Рыцарь обучал смолена, и без того неплохо владеющего клинком, новым приемам. Вольга только что не светился от восторга. Нашел наставника в ратной науке.

Тот, в ком Али подозревал непознанную нездешнюю мудрость, кого прежде боялся сильнее демонов ночи, оказался из той же породы, что и мальчишки с улиц родного Ахеддина, которые сначала разбивают носы сверстникам, а потом, привлеченные блеском круглых щитов, уходят из дому, чтобы стать воинами. Если у родителей глупцов достаточно денег, они стараются пристроить детей в гвардию или хотя бы в городскую стражу. Ежели нет – возжаждавший подвигов отправляется на северную границу. Редко кто возвращается оттуда.

Окаян десять лет трясла война. Здесь выросло целое поколение, научившееся держать оружие раньше, чем вошло в возраст разумности. Несчастная земля…

Покачав головой, Али подсел к костру, у которого обозники слушали очередного рассказчика.

– …Вот, значит, – неспешно говорил сивобородый смолен в белой рубахе с красивой вышивкой по вороту, – медведица на дыбки поднялась, на него идет. Оно понятно, за детей своих заступается… Упер Незван рогатину в землю, ждет. Вдруг как налетит на него кто-то! Зверь? Да разве зверь кулаком в харю метит? Незван в валежник улетел, вылезает на четвереньках, злой, как балахонник. Видит, стоит на поляне парень. В черной рубахе, в сером плаще. А на поясе меч, словно у дружинника. И держит тот парень медведицу за плечи, ровно бабу, и что-то ей говорит. А зверина ревет, клыки кажет, но ни ломать, ни лапой бить не торопится. Ну, парень ей что-то поговорил, медведица вроде поуспокоилась, фыркнула, на четыре лапы опустилась, медвежатам своим башкой мотнула, и пошли они все в чащу. А парень к Незвану повернулся. Тот глядит, а у лесовика морда волчья! Эка страсть! Незван как был на четвереньках, так прочь и помчался. Сам не знает, как на дорогу выбрался. Там люди на телеге ехали. Чуть на вилы Незвана не подняли, думали, чудище какое из чащи лезет. Хорошо, признали. Зовут его в печище ехать, а тот с четверенек подняться не может. Воет – заколдовала-де нежить! Потом ничего, отошел. Только на охоту теперь не то что, как прежде, в неурочное время, в самую пору сунуться не решается. Сухостоине, которую на дрова рубит, и то поклонится. А ведь первый на всю округу хитник был. Вот как его Серебряное Пламя проучил.

– Правда, что ли, у него морда волчья? – с недоверием спросила молодая смоленка. – А я вот слышала, Серебряное Пламя совсем как человек…

– Это кому как, – подмигнул рассказчик. – Такой, как ты, красавице, и добрым молодцем явиться может. Только вот, люди говорят: лицом он юн, а волосы седые. Как вон у Вольги нашего, – мужичок кивнул на подошедшего смолена.

Бойцы завершили поединок и, смеясь, возвращались к обозу. Вольга зализывал свежую ссадину на костяшках пальцев. Попало-таки деревяшкой.

– Лист ладони друга лучше бы приложил, – вырвалось вдруг у Али.

Вольга и Лотарь переглянулись. Смолен опустился рядом с бареком на колено. В знатных домах Ахеддина, наоборот, рабам полагалось садиться, а то и ложиться на землю, разговаривая с хозяином, ибо негоже слуге смотреть на господина сверху вниз.

– Ладонь друга? А что это за растение?

Вольга облокотился на рукоять упирающегося в землю меча. Улыбался. Смотрел прямо. Вид невольника не должен оскорблять взор господина…

– Растение это можно собрать подле больших и малых дорог, – буркнул Али, припоминая поучения Хуссейна-ибн-Саллах. – Лист его похож на протянутую дружескую ладонь, потому и названо оно так. Усмиряет кровь, залечивает раны, утишает боль…

– А, это знаю, у нас его подорожником зовут! – обрадовался Вольга. – А ты откуда так в травах осведомлен, барек?

– Думаешь, моя родина – голая пустыня, где растет только верблюжья колючка? – осмелел Али. – В Ахеддине много зелени, а ученые люди сами выращивают для себя травы и цветы. Мой дед – известнейший в Баре лекарь. Он учил меня, и многие травы из тех, что не увидеть у нас, я теперь узнаю по картинкам из иноземных книг и свитков. Вот это, – барек указал на тоненький стебелек, – сердце ребенка.

– Пастушья сумка…

И потекла беседа. Лотарь, не столь сведущий в травах, постоял, послушал, покачал с улыбкой головой и пошел тихонько прочь. Лекарю и лесовику разговоров хватит надолго.

Вольга устал. Скажи он Али, что, выискивая в памяти названия целебных трав, утомился так, будто разыскивал и выдергивал из земли сами растения, барек удивился бы безмерно. Для него, внука и ученика лекаря, перечислить два десятка полезных листьев, корешков и ягод – все равно, что баеннику песню спеть, слова сами на язык ложатся. Лесовику же названия ни к чему. Если понадобится кого-то послать за лекарством, так легче описать ему внешний вид травки, а если придется самому рыскать, так тем более имя ее не больно нужно.

Но все же Вольга старался, припоминал знахарские слова, которыми сыпал некогда старый ведун Любомудр, поучая молодого Кудряту. Знающий дед был глуховат, говорил громко, оттого к премудростям знахарского дела приобщились все члены небольшого отряда, подстерегавшего Ревнителей у дорог Дудочного леса. А ведь пригодилось же…

Смолен был доволен. Удалось разговорить барека, унять его страх. Нельзя доверять тому, кто боится тебя. Такой попытается уничтожить, ударит в спину, а не хватит сил – предаст. В странствиях своих Вольга не однажды с таким сталкивался. Научился различать людей, если нужно было, старался казаться тихим, безобидным. Юная внешность тут тоже помогала. Смешно бояться хрупкого мальчишку, которому, на вид, едва ли достанет сил размахнуться мечом.

Поначалу Вольга не хотел присоединяться к обозу. Здесь были люди, знавшие его прежде и много что могущие рассказать. Да и лошади… Но все оказалось не так уж плохо. Невозмутимых купеческих лошадок не смог бы, верно, испугать даже огненный град, случись вдруг такому выпасть на дорогу перед обозом. А у тороватых хватало дел и без того, чтобы сплетничать о молодом смолене. Купеческий сын Али прекрасно ужился с окаяновскими торговцами. Лотарю здесь тоже были рады. Оставалось подождать еще несколько дней, чтобы пообвыклись, чтобы перестал барек вскакивать от каждого шороха и исподтишка следить за «господином», а потом поднять ночью Марену и тихо уйти подальше от людей. Если уж богине Смерти взбрело в голову зачем-то пересечь остров с восходного побережья до закатного, то пусть хотя бы спутников у нее будет поменьше…