Татьяна Авлошенко - Спутники Марены

– Почему он ушел? – барон Ловен сделал шаг, и цветные пятна любопытно поползли по его сапогам, одежде. – Я обещал ему защиту и покровительство, я предлагал свой замок для резиденции нового ордена.

Оловянный кубок, смятый могучей рыцарской рукой, запрыгал по плитам каменного пола.

– Хорошо, что вы пришли. Я сейчас же начну собирать отряд. Балахонники не захотят умертвить столь прославленного еретика тихо и незаметно, они решат устроить пышную казнь. Мы успеем!

На пороге барон Фридрих остановился.

– Как только мы освободим отца Мартина, вы должны будете уйти. И больше никогда не попадаться ему на пути. Нежити нечего делать рядом со святым человеком!

Слишком поздно.

В прошлый раз отца Мартина везли в столицу трое герумских недорослей, совсем недавно вступивших в Братство и случайно натолкнувшихся на «преопаснейшего еретика». Прижать их на дороге было совсем не трудно. Один так и не вышел из кустов, отлучка в которые и стала причиной остановки. Двое других ползали в пыли и молили о пощаде. Убивать их было противно и бессмысленно. Кто из них, рассказывая о случившемся нынешнему Великому Магистру Братства, заявил, что вероотступника отбила волчья стая? Кто бы ни был, все же посовестился превращать человека и волка в легионы демонов, вырвавшихся из пекла…

В этот раз отряд Братства возглавлял сам нынешний Великий Магистр. Какой смысл куда-то тащить еретика, когда можно насладиться зрелищем его сожжения здесь, в Капе, городке, где он и был схвачен. Заодно и острастку местным дать. Городок-то нордрский. На Ринке имя Мартина Аскхеймского мало что скажет людям, но по мятежному острову слухи о казни ересиарха разлетятся быстро.

Ревнители окружили помост с поленницей и привязанным к столбу осужденным неплотным, но внушительным кольцом. Стоят лицом к народу, в балахонах цвета запекшейся крови, лица закрыты гладкими металлическими пластинами, в руках алебарды. Воплощение герумских представлений об облике смерти… Вольге послышался тихий ехидный смешок.

Слишком поздно.

Отряд Фридриха фон Ловена ждет на дороге. Даже если догадаются, им не войти в город. Сюда легко было проникнуть двум незаметным странникам, но не ватаге вооруженных рыцарей.

Горящий факел не спеша склоняется к куче хвороста. Слишком поздно! Так что же, стоять и смотреть?!

Вольга взглянул на Сера. Вожак стоит, сложив руки на груди, чуть наклонив голову, прикрыв нечеловеческие изумрудные глаза. Смирился? Или что-то замышляет? Слышит? Чует?

Движение оборотня осталось незаметным даже для Вольги. Просто завопил вдруг опрокинутый на землю балахонник, да на высокой поленнице рядом с осужденным еретиком очутилось жуткое чудовище, стоящее на двух ногах, даже облаченное в человеческую одежду, но со звериными лапами и волчьей головой на плечах. Шерсть нежити была бела, и от этого становилось еще страшнее. Грозный вой пронесся над площадью. Схватив палача, демон поднял его над головой, тряся и теребя, словно тряпичную куклу.

Толпа испуганно ахнула и тут же замолчала, словно некая гигантская ладонь разом зажала рты всем этим людям. Неужто деяния Братства и вправду переполнили чашу терпения не только Господа, но и Отца Зла? И в обрушившейся на площади тишине Вольга ясно различил приближающийся стук многих копыт.

Рыцари! Сумели прорваться! Через несколько минут будут здесь! Но эти минуты еще нужно отобрать у судьбы. Безлицые, менее запуганные, чем простые селяне и горожане, зашевелились, заозирались, приходя в себя. Горящий факел валяется на земле, но много ли времени потребуется для того, чтобы истыкать стрелами приговоренного и вылезшую откуда-то нечисть? Нужно отвлечь, озадачить их, нужно новое чудо, пока не совсем еще отошли от первого.

Вольга перепрыгнул через сбитого Сером, все еще копошащегося на земле безлицего и вскочил на помост. Сдернул с плеча лук, наложил стрелу, рванул тетиву. Все на одном дыхании. Кем он сейчас видится людям? Святым Вульфгаром, истребителем нечисти? Уллем-лучником? Да хоть Зевоной-Охотницей, зачем-то принявшей мужской облик, лишь бы поверили, лишь бы остолбенели, засмотревшись. Противостояние добра и зла. Стрела, нацеленная в грудь вожака, не должна дрожать. Нужно, чтобы все стоящие сейчас на площади поверили: это по-настоящему, это всерьез. Оскал на волчьей морде Сера вызван не яростью, а диким напряжением – при всей силе оборотня ему трудно удерживать поднятого в воздух дюжего детину. Но в глазах одобрение: «Все правильно делаешь, волчонок!».

Люди на площади со стоном валились на колени, дергали Ревнителей за полы балахонов, заставляя их тоже склониться перед явленным чудом. Еще немного… Да!

Заметался, отражаясь от стен окружающих площадь домов, зов рога. Затрепетал на ветру штандарт барона с Кристального озера – черный феникс на багряном поле. Заблестели на солнце латы. Рыцари, вассалы и друзья Фридриха фон Ловена словно булатный клинок рассекали площадь.

Метко запустив палачом в уже сломавших строй Ревнителей, Сер подскочил к отцу Мартину, острейшим каменным ножом вмиг перерезал веревки, стягивающие тело священника, и швырнул того на помост. Свалил Вольгу, пнув парня под колени.

– Нечего изображать чучело для упражнений в стрельбе.

Ревнители были смяты в мгновение ока. Вконец ошалевший от всего увиденного народ разбегался по соседним улочкам.

Сняв шлем, Фридрих фон Ловен подошел к помосту и, почтительно склонив голову, подал руку растерянному и помятому отцу Мартину.

– Пойдем с нами, отче.

Кто-то дернул Вольгу за плащ. Неприметный белобрысый мужичок – таких на дюжину двенадцать, вот только глаза странные, словно камни изумруды – кивком указал в сторону городских ворот. Кто вздумает останавливать странников, решивших задать деру из города, посреди которого такая жуть творится?

Заворачивая за угол, Вольга оглянулся. Отец Мартин, уже посаженный на смирную лошадку, со всех сторон окруженный рыцарями-защитниками, озирался, высматривая кого-то.

Прости, отец Мартин. Этот день в хрониках Божьих Псов будет отмечен как день основания ордена. Впереди годы войны, осаждаемые балахонниками монастыри Проповедников и рыцари нового ордена, сражающиеся на их стенах. Впереди полутемные скриптории – свечи надо беречь, а все масло кипит в котлах – и люди в рясах, надетых поверх доспехов, торопливо, не заботясь о красоте буквиц, переписывающие книги. Впереди лазареты и убежища, куда Божьи Псы будут приводить перепуганных, истерзанных войной людей. Впереди вхождение в Лагейру Дитриха Лорейнского и Берканы Ольгейрдоттир и битва на Бурых Пустошах, где две враждующие армии сойдутся с одинаковым кличем: «За Бога и императора!».