Мишель Дарби - История Лоры Виттеншлегер

Дизайнер обложки Мишель Дарби

© Мишель Дарби, 2021

© Мишель Дарби, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0055-0897-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ксения Ветковская готовилась стать бабушкой во второй раз и очень волновалась. Ее переживания были связаны, впрочем, больше с состоянием здоровья ее невестки Маргариты, страдающей пороком сердца, чем с появлением внучки. Больное сердце двадцативосьмилетней женщины с трудом выдерживало нагрузки беременности.

– Ей плохо! – В отчаянии взымала руки к трехметровому потолку огромной профессорской квартиры Ксения, опуская их затем, чтобы сцепить ладони замком и сжать до онемения пальцы. – Зачем ей рожать? У них ведь с Игорем уже есть сын Вовочка – миленький пятилетний мальчишка.

С коричневого кожаного кресла за пожилой женщиной, не мигая, наблюдала ее старшая дочь Элеонора – старая дева, которая была на десять лет старше золовки и проживала с матерью.

Квартира вдовы профессора Дмитрия Ветковского располагалась на улице Рейтарской, на Липках в Киеве, занимала весь второй этаж четыре квартирного жилого дома и числилась в жилуправлении под номером 5.

В ней было восемь комнат, столовая, кухня, помещение для глажки белья, где обычно «колдовала» домработница Люся – полная девушка лет двадцати двух, «кровь с молоком», исполнительная и добрая. Она проживала здесь же, в хозяйском доме уже три года, с тех самых пор как умерла ее мать, верой и правдой долгие годы прослужившая профессорской семье. Оставшись сиротой, Люся подумывала вернуться в родную деревню где-то возле Белой Церкви, откуда была родом ее мать, хотя там у нее не было ни хаты, ни работы.

Ксения Ветковская дала девушке временную прописку у себя, и позволила ей остаться в квартире. Во время назначенного великодушной хозяйкой шестимесячного испытательного срока Люся изо всех сил старалась ей угодить. Единственной слабостью девушки были парни, снующие по улицам столицы и будоражущие её воображение. Ксения видела, что у Люси «гормоны играют» в крови и снисходительно относилась, если вдруг домработница в субботу возвращалась домой позже обычного.

– Почему ты молчишь, Нора? – Растерянно взглянула на дочь вдова, поправив светло-русый локон, выбившийся из пышной прически. На лице шестидесятидвухлетней дамы почти не были заметны морщины. Щеки ее покрывал ровный здоровый румянец. Моложавый вид наталкивал на размышления о высоком искусстве врачей пластической хирургии, но они не имели ничего общего с реальностью. Женщина выглядела моложавой от природы. Ее уход за собственной кожей ограничивался посещением косметического кабинета два раза в неделю.

Стройная фигура Ксении, ее гордая осанка не давали права записать ее в старухи. Она регулярно ходила в тренажерный зал, солярий и танцевала танец живота. Большую часть свободного времени она проводила в изучении эзотерики, упражнениях медитацией и йогой. Посещение ею всевозможных художественных выставок, театров, литературных обществ дали основание говорить о ней в Киеве как о светской даме.

– Чем же я могу помочь? – Разводила руками дочь. – Маргарита и раньше знала о своей болезни. Врачи ее предупреждали, что рожать ей больше нельзя. Она сама врач. Я молюсь за нее. И за ребеночка.

– Я тоже молюсь! – В раздражении бросила Ксения, – я ее люблю, пойми, Нора. Она мне как родная!

Элеонора с матерью были совершенно разными людьми. Осознав это после нескольких крупных скандалов, мать и дочь взяли за правило никогда друг с другом не спорить, особенно в принципиальных вопросах. Если же и говорили на «идеологические» темы, то держались достойно, сдержанно реагируя на реплики друг друга.

Духовная жизнь обоих женщин была содержательной, но развивалась по-разному.

Ксения не причисляла себя к атеистам, но между тем, в отличие от дочери, никогда не посещала церковь. Ее муж Дмитрий, врач-кардиолог, погибший более десяти лет назад в автомобильной катастрофе, успел вселить профессионально несостоявшейся супруге уверенность в завтрашнем дне, материально обеспечив ее и двоих детей на всю оставшуюся жизнь. Ксения была реалисткой. Если ей чего-то остро не хватало, то она обращалась с просьбой не к Богу, а к доставшемуся ей в наследство от мужа неиссякаемому банковскому счету.

Уж так традиционно повелось на Украине, что народ в стране всегда во что-то верил. Если не в Бога, то в светлое коммунистическое будущее или перестройку.

– Ты знаешь, Нора, я – человек глубоко верующий, религиозный… – Ксения села напротив дочери в точно такое же коричневое кресло и принялась разливать ароматный кофе в фарфоровые чашечки, – ну и что, что я не хожу в церковь?

– Есть только одна вера и один Господь – Иисус Христос… – тихо промолвила Элеонора и потупила взгляд.

Свое отношение к миру молодая женщина выражала безграничной любовью к окружающим, а также сольными фортепианными концертами в Киевской городской консерватории, где она работала преподавательницей музыки. В выходные дни Элеонора неизменно посещала церковные службы во Владимирском Соборе, где являлась членом прихода уже долгие годы.

На этот раз тема верований закрылась, едва успев прозвучать. Было не до того.

Зазвонил телефон. Ксения порывисто схватила трубку. Она некоторое время слушала взволнованный голос сына, потом устало сообщила дочери:

– Игорь. Маргариту только что доставили в родильное отделение горбольницы. Это возле Дворца «Украина».

– Так она собралась рожать? – Испуганно пробормотала Элеонора, – Как же так? Ведь вроде бы рано еще, а? Ведь девять месяцев нужно…

– О чем ты говоришь, Нора! Главное – спасти жизнь Маргариты. Здесь о ребеночке речь не идет! Ах, молодость-молодость! Глупость! Все эти инстинкты… поиск пары, свадьба, рождение детенышей…

– Как ты можешь так говорить, мама! Ты что же Игоря и меня тоже за детенышей считаешь? Ведь ты нас любишь… Мы – дети – любим тебя. Любовь – это божественное начало…

– Молчи, Нора! – Прикрикнула на нее мать и походила по комнате, закурив сигарету и возвращаясь время от времени к столику, чтобы сбросить пепел в хрустальную пепельницу и отпить глоточек кофе.

Элеонора доброжелательно смотрела на обуреваемую страстями мать.

– Вы мои дети, – горячо продолжала Ксения, – это так. Но я вас рожала, когда мне было двадцать лет! Если бы я это делала сейчас, когда мне уже, слава Богу… гораздо больше… то я бы, конечно, задумалась: в какой мир я приведу моих детей? В мир, где столько зла и насилия, болезней и лишений? Где зависть, ненависть и низменные инстинкты движут людьми? Как можно детей – самых моих дорогих людей – добровольно подвергнуть опасности погибнуть в автокатастрофе или при пожаре, при наводнении или от рук бандитов, заболеть раком или СПИДом?! И все только лишь из собственного эгоизма, потребности в продлении рода? Насколько парадоксальна жизнь! Мы всегда жили вместе, Нора. Мы – одна кровь. Но я признаюсь тебе честно – я тебя не знаю совсем. То, что я вижу в тебе, я не понимаю и не принимаю. Я не могу сказать, что я тобою не горжусь. Ты очень сильный человек, ты убила в себе все низменное, от тебя исходит свет!..