Лилия Каширова - Золото Колчака. Семейная хроника

Таисия заглянула через невысокий забор около одного из сарайчиков и увидела, что у него окна выходят во двор, и они вместо стекол прикрыты просаленной бумагой. Это был типичный бедный корейский домик, в котором как в бедном, так и в богатом доме дым от печи шел по специальным полостям под домом, обогревая пол, и выходил на улицу через дыры в задней стене дома, поэтому в корейском доме не было ни кроватей, ни ковров, все спали на теплом полу, прикрывшись одеялами, также и в течение дня сидели на полу.

Внезапно из домика выбежала маленькая женщина, черные прямые волосы которой были собраны на макушке в пучок и завязаны шишечкой. На ней была надета длинная юбка, на плечах накидка.

Женщина была привлекательной и достаточно молодой. В руках она держала какой-то сверток, который передала Таисии. Та взяла сверток, сверток начал шевелиться и кричать, в нем был ребенок, мальчик трех или четырех месяцев.

Таисия испуганно протянула ребенка обратно кореянке. Та заговорила на ломанном русском языке:

– Возьми, возьми, пожалуйста, все равно умрет с голода. В доме еще трое постарше, а муж ушел в горы на охоту и пропал. Чем всех кормить не знаю?

– Таисия взяла ребенка, прижала его к груди, ребенок успокоился и заснул. А она побрела к постоялому двору…

*Хунхузы (краснобородые) – члены организованных банд, действовавших в Северо-Восточном Китае (Маньчжурии), а также на прилегающих территориях российского Дальнего Востока, Кореи и Монголии во 2й пол. XIX – 1й пол. ХХ вв. На территории России под хунхузами подразумевались исключительно этнические китайцы, составлявшие абсолютное большинство членов хунхузских бандитских группировок.

Таисия крепко держала ребенка, завернутого в байковое одеяльце. Ребенок почему-то не шевелился, Таисия испугалась, быстро подошла к ближайшей скамейке, положила его и осторожно развернула одеяльце. Облегченно вздохнула, все нормально, ребенок спал, но виделся очень бледным и истощенным. Нужно было быстрее дать ему немного молока.

Женщина вдруг вспомнила, что она не знает ни его имени, ни точного возраста.

– Назову-ка я его Алексеем, – подумала она.

– Пусть будет еще один Алексей.

– Алеша! – позвала она малыша, и сердце захлестнула теплая волна нежности, тоска по родному сыну, что мучила ее день и ночь, стала смягчаться и проходить. Суеверная, как и большинство женщин, она верила, что, если спасет этого ребенка от голодной смерти, то Бог простит ее прегрешение и тогда ее сын будет жив и здоров. Ребенок, услышав нежный женский голос, открыл раскосые глаза – смородинки и заулыбался, обнажив несколько зубиков.

– Наверное, ему уже месяцев шесть, – решила женщина, вспоминая малышей брата, которых она нянчила.

Вдруг лицо мальчика сморщилось и раздался громкий крик. Таисия быстро завернула Алексея и побежала к близстоящему деревянному дому, стала громко стучать чугунным кольцом, по воротам, которое было и ручкой, и запором для ворот. За воротами послышался ворчливый голос пожилой женщины:

– Опять, наверное, безмен забыл, дырявая твоя голова.

Ворота открылись, за ними стояла невысокая и полноватая женщина лет 60, вытирая руки о холщовый фартук, надетый поверх длинного ситцевого платья неопределенного цвета и повязанная темным платком, из-под которого выбивались пряди седых волос.

– О, господи! Откуда ты? – воскликнула ошеломленная женщина. Затем, осмотрев Таисию, сделала вывод, что девка из простых, но зажиточных крестьян.

– Помогите, пожалуйста, мой сын умирает от голода, надо дать ему молока! – попросила жалобно Таисия.

– Ну, что ж, проходи в избу, я только что корову подоила, – пригласила опешившая хозяйка.

Таисия зашла за женщиной в просторную избу. Та проворно налила в маленькую эмалированную кружечку молока, быстро подошла к Таисии.

– Когда последний раз кормила-то мальца?

– Не знаю, может, день, может два назад, мне его только что отдали.

– Господи, кто же тебе свое дитя отдал? Давай дадим ему несколько ложечек молока, сделаем перерыв, потом еще раз дадим…

Ребенок кричал, не переставая. Жадно выпив несколько глотков молока, он продолжал кричать с новой силой, Таисия нервно качала его. Прошло минут 15, дали еще молока, он жадно выпил, немного успокоился и так в течение часа выпил полную кружечку молока и заснул.

– Как тебя звать-то, бедолага?

– Таисия.

– А я Степанида. Извини, но больше мне некогда с вами заниматься. Скоро муж подъедет. А он у меня мужчина сурьезный. На вот, держи бутылку молока и вот здесь в мешочке манка. Сваришь мальцу кашку.

Степанида протянула Таисии литровую бутылку молока и мешочек крупы. Перекрестилась перед образами и сказала:

– Вот тебе сумка. Положи в нее молоко. Ну, давай же с богом! Авось все образуется.

А в это время Микола скакал на породистом, сером в яблоках жеребце. До острога всего 10 верст – это час, полтора езды верхом. Правда люди сказывали, что здесь волки бродят голодными стаями и одному вечером ехать опасно.

– Но десять верст невелико расстояние. Рискну, – решил Микола. Он спешил, вспомнив, как Савелий сказал ему:

– Выполнишь мое задание, будет тебе повышение по службе и прибавка к жалованью.

– Все это, конечно, хорошо, но чего он так разбивается ради крестьянки Таисии хоть и красивой? Непонятно, – размышлял Микола, не имеющий ни жены, ни детей.

Честь дворянина, слово дворянина – были пустыми звуками для него.

Микола, конечно же, подумывал о создании своей семьи, вспоминая, черноглазую Галину, что жила по соседству. Красивая, хозяйственная девка, мастерица на все руки. Но она на него совсем не обращала внимания, хотя вскружила ему голову. Но, если он получит звание прапорщика, возможно, она обратит на него внимание.

Вдохновленный этой мыслью, он мчался вперед и вперед. Вот проехал мимо зеркальной чаши огромного, окруженного деревьями озера.

Далее по сторонам дороги возвышались невысокие сопки, у подножия которых росли деревья. Начало смеркаться. Микола встревожился:

– Уже пора бы появиться острогу, но где же он? – он ничего не понимал.

По сторонам начали вспыхивать горящие угольки, Микола знал – это были волки.

Их становилось все больше и больше. Выстрелами из пистолета волков не остановишь, убьешь одного, на его место придут десять.

Несколько остановятся, чтобы сожрать убитого сородича, остальные будут гнаться за ним.

Он мчался в полной темноте, понимая, что остаться в живых у него совсем маленький шанс. Решившись использовать последнюю возможность, он со всей силы пришпорил лошадь, свернул в сторону и через кусты понесся к высокому дереву, подъезжая к нему, вскочил на седло, ухватился за ветку, подтянулся и быстро залез на дерево.