Дмитрий Беркут - лИса

– Ты почему обувь-то не надел?!

– Я решил месяц ходить босиком и не обуваться ни под каким предлогом, – начал рассказывать я, отгоняя от себя навязчивое чувство дежавю, – прошло не так много времени, но я уже чувствую себя по-другому. Мне кажется, мы в повседневной жизни ментально отрезаем свои ноги и не используем их как еще один орган чувств. Например, здесь я уже ступнями чувствую, когда вечереет.

– Это классно, мне очень нравятся твои идеи… – промурлыкала Лиса.

Подходя к большому костру, я осторожно приобнял ее, и мы вместе влились в общее медитативное пространство разнообразных звуков и силуэтов обнаженных людей, танцующих возле огня.

Карие глаза Лисы в алых отблесках пламени неожиданно приобрели густой болотистый оттенок. Я вглядывался в них, внимательно изучая рваные края радужки, а она, еле заметно улыбаясь, заглядывала между тем в мои. И только когда я уже окончательно утонул в ее глазах, с весьма туманной перспективой выбраться наружу, Лиса произнесла:

– Карие.

– А мне показалось, что зелёные.

– У тебя карие, – засмеялась она, – а у меня цвета хейзел.

– Что это за цвет такой?

– Что-то типа смеси зеленого с карим. Генетическая гетерохромия. С краю радужка одного цвета, а чуть глубже, ближе к зрачку – другого. И при разном освещении кажется, что цвет меняется. Поляки называют такой цвет пивным, а в русском – аналога просто нет. Наверное, в России он не так часто встречается.

– Мне кажется, в русском этот цвет называется болотным. Как интересно, а я-то думаю, почему твои глаза так затягивают…

– Да ну тебя, – засмеялась Лиса.

– Точно, сижу вот на радуге и тону в радужках твоих болотных глаз.

Она теснее прижалась ко мне, и мы зависли в паузе, погружаясь во внешние звуки.

К четырем утра Лиса стала клевать носом, и мы решили пойти выспаться.

– Не надо меня провожать, – сказала она, – по крайней мере не сейчас. Лучше давай тот фото-пенек на маленькой поляне, где мы ознакомились, станет нашим местом. Там и будем встречаться.

Я не стал выяснять, почему сейчас нельзя проводить, а просто сказал: «Да, Лиса, конечно». Мы пошли на маленькую поляну, встали возле пенька и молча уставились друг на друга.

– Ну что, Дима, до завтра? – как-то неуверенно произнесла Лиса.

Я слегка наклонился к ней, она инстинктивно подалась навстречу. Выглядели мы в этот момент словно два неуклюжих подростка на первом свидании. Но я сделал решительное движение и прильнул к ее губам. Лиса обвила мою шею руками и прижалась ко мне. На небе сияла полная луна, а мы самозабвенно целовались, задействуя при этом все тридцать четыре мышцы лица и источая в пространство стойкий запах костра, пропитавший насквозь наши вещи, вперемешку с гормонами радости – эндорфинами и умиротворяющими молекулами любви – окситоцинами. Химия происходящего между нами была так безумно романтична, что если бы вдруг с неба закапал кленовый сироп, это нас бы уже нисколечко не смутило.

Так спокойно и беззаботно катился день за днем. Просыпаясь к полудню, я обходил замысловатым маршрутом стоянки и большую поляну, напоминающую к этому времени ленивое тюленье лежбище. А потом, если нигде не встречал Лису, шел на маленькую полянку и ждал. Чего-чего, а ждать я умею, это же мое, профессиональное. И рано или поздно она приходила. Затем мы валялись в траве, дурачились и целовались. Или шли прогуляться по лесу. А потом купались в озере. Ведь никакой программы фестиваля не существовало, тем более для нас. Сейчас мы сами были лучшим фестивалем друг для друга, и это пламя разгоралось день ото дня.

С Лисой меня ни на минуту не покидало ощущение, будто мы знали друг друга и раньше – быть может, в тех самых прошлых жизнях, в реальности которых, я, честно говоря, серьезно сомневался. А теперь просто встретились и вспомнили друг друга. И что я любил ее всегда, только не знал этого до момента нашей с ней встречи. Мы стали близки за такое короткое время, что прямо дух захватывало. Эти пальцы, немного смущенная улыбка, искорки радости в радужке темно-зеленых глаз – все было родным и до боли знакомым. Когда мы разговаривали, у нее порой бывал такой взгляд, какого я прежде ни у кого не встречал. Она словно открывалась изнутри, облачаясь в мои слова, и ей было комфортно в них, а я чувствовал ее принятие на каком-то особом глубинном уровне. И в этот момент не было ничего более для меня важного, чем она сама, ее чуткость и внимание. Мне хотелось, чтобы это состояние не исчезало, чтобы оно перетекало из одной минуты в другую, из часа в час, изо дня в день. Я всем своим нутром понимал, что она именно мой человек, и наша встреча была неизбежной. Но надо сказать, что прежде я, со своей прагматичной натурой, ни во что такое не верил. Банальное выражение «Любовь с первого взгляда» вдруг материализовалось. И теперь я взирал на все это словно со стороны, с искренним недоумением. Чувство, которое невозможно протестировать или подвергнуть анализу, – словно молния, пронзившая сознание. Когда все происходит мгновенно, с одной лишь искры: вжух, вы встречаетесь взглядами и крышу сносит напрочь. И ты не ешь, не спишь и не можешь ни о чем думать, кроме нее, – словно ваши атомы всегда знали друг друга и лишь ждали подходящего момента, чтобы встретиться и воссоединиться.

– Как это объяснить? – спросил я как-то у Лисы.

– А зачем пытаться все объяснять? – ответила она. – Нам же хорошо вместе? Не нужно слов, давай просто принимать это.

И мы принимали. По вечерам лагерь обычно оживал, музыка становилась громче, и мы в обнимку шли на общий сейшн.

Катя, похоже, была даже рада, что у нас с Лисой завязалось нечто большее, чем дружба. Но все же отчего-то грустила. Как-то раз я даже спросил у нее, все ли в порядке. В ответ Катя подошла ко мне, встала на цыпочки и чмокнула меня в щеку.

– Все прекрасно, не думай об этом, – прошептала она мне в самое ухо.

Я почти сразу научился их различать, и не ошибся ни разу. Конечно, раста-косичка в рыжем локоне Лисы существенно помогала мне в этом, но я все равно пытался улавливать различия в нотках голоса и интонациях. В перепадах настроения и нюансах характеров. Это удивительно, когда у тебя есть близнец, фактически твой двойник. Очень хотелось увидеть их вместе, но, с другой стороны, это как просить, чтобы я посреди Радуги прервал свой «босоногий» опыт и натянул кеды. Лиса про это говорила просто:

– Мы чувствуем друг друга на любых расстояниях, и знаем, кто из нас чего хочет, читаем мысли друг друга. Часто играем. Мы словно одно существо. Но иногда мы делаем разумный выбор, чтобы не мешать друг дружке в личной жизни. Никого нельзя лишать счастья, а тем более свою сестру-близняшку.

К тому же, Лиса совсем незаметно начала называть меня Митей, а Катя продолжала звать Димой.