Елена Платцева - Дикими тропами. Дружба

– Наконец-то мы Вас дождались, дорогая Бродяжница! – провозгласил Сендол, разводя руки в стороны, будто хотел заключить гостью в объятия.

Бродяжница слегка повела бровью при слове «дорогая», но смолчала. Она давно усвоила: лицемерие человеческое не знает границ.

Ухмарь дополнил восклицание Сендола, обращаясь, правда, не к Бродяжнице, а к остальным:

– Она пошла первым делом на пепелище, как я и предполагал.

Девушка сдержала ехидный вопрос о природе его подозрительной осведомлённости. Она ждала, когда заговорит человек у окна. Проследив за взглядом Бродяжницы, Ухмарь заметил:

– Да, я ведь должен вас представить. Позвольте, милейшая Бродяжница, познакомить Вас с моим добрым другом, умелым врачевателем, опытным путешественником, мудрейшим философом и неисправимым мечтателем. Аристарх.

Медленно приближаясь к незнакомцу, Бродяжница всё меньше верила своим глазам. Посторонний человек увидел бы начавшего седеть умудрённого летами и, наверняка, не одним путешествием мужчину. Совсем, однако, ещё не старого. Бродяжница увидела своего Учителя.

Вначале она лишь жадно впитывала каждую чёрточку незнакомого, но узнаваемого лица. Учитель, и одновременно чем-то едва уловимым всё-таки не он, протянул ей руку и сказал почти знакомым голосом:

– Аристарх.

Какой Аристарх? Какая нелепая шутка. Учителя звали по-другому.

Бродяжница совладала с собой и ответила бы на рукопожатие, если б могла. Подоспевший к ним Ухмарь окончательно испортил и без того неловкую ситуацию:

– Аристарх, дружище, – сказал он, хлопая Аристарха по плечу, – твоя схожесть с Учителем слишком поразила нашу Бродяжницу, – и покачал головой, глядя на неё с гадкой улыбкой.

– Я боялся, что так и будет, – посетовал Аристарх. – Ты знаешь, меня это сильно угнетает, мой друг. В этом городе меня всегда принимают за отца.

Раздосадованная Бродяжница пояснила:

– Я пожала бы Вашу руку, Аристарх, – нелепо казалось обращаться к Учителю чужим именем, но разум с самого начала знал правду, – однако старая рана не позволяет мне этого сделать. Зовите меня Бродяжницей. Кажется, мы собирались разрешить какой-то вопрос.

Сендол веско кивнул:

– Да, очень верно подмечено, очень верно, дорогая Бродяжница!

Этот Сендол ей явно не нравился. Как, впрочем, и Ухмарь с Аристархом вместе взятые.

Законовед предложил вновь прибывшим устроиться на стульях, Аристарх занял прежнее место, а сам он почти сразу обернулся из тёмной каморки, держа в руках бумаги. Напустив серьёзный вид, Сендол встал ровно посередине меж посетителями. Он поднёс листы к самому своему носу, по всей видимости, разобрал первые несколько слов и начал:

– Господа, сегодня мы собрались, чтобы огласить завещание.

Аристарх плохо скрывал волнение. Душеприказчик Учителя опять уткнулся в бумаги и стал читать вслух, жестоко переусердствуя с торжественностью.

– Я, Эйлейв Орм, сим завещанием передаю: во-первых, своему лучшему ученику, известному под именем Ухмарь, личное письмо, подлежащее прочтению немедля; во-вторых, своей ученице, ныне здравствующей под прозвищем Бродяжница, так же личное письмо, подлежащее прочтению немедля.

Сендол выбрал из листов бумаги два запечатанных конверта и передал их адресатам. В ответ на немой вопрос Аристарха он покачал головой:

– Вторая часть только после прочтения.

Ухмарь, насмешливо созерцающий происходящее, наверняка заметил и тщетно подавляемую досаду Аристарха, и неприкрытое любопытство Сендола, и подрагивающие пальцы Бродяжницы. Она хладнокровно, но всё равно неуклюже распечатала конверт и достала сложенную в четыре раза бумагу, стараясь не поддаваться смятению, дабы не послужить поводом для веселья. Спустя мгновение такие пустяки позабылись.

«Моя драгоценная ученица!

Знаю, разлука со мной лишит тебя опоры под ногами. Не поддавайся печали. Читая это письмо, мысли ясно. Предвижу твои вопросы. Ответы на них ищи на Светлоострове. Карту найдёшь под вечным камнем. Я говорил тебе, что без спутников меньше проблем в дороге? Это не правда. В темноте все кошки серы, не так ли?»

Бродяжница в полном недоумении отняла глаза от письма. Понять смысл послания Учителя оказалось непросто. «Главное, при чём здесь кошки? Почему кошки?» – Вертелось в голове. Ухмарь дочитывал письмо. Аристарх пугал своей бледностью. Бродяжница бережно спрятала конверт в недрах кафтана. Закончив манипуляции, она отметила пришедшую на смену показной весёлости Ухмаря задумчивость. Наваждение длилось не более краткого мига. Возможно, послание Учителя и его поставило в тупик. Залихватски подмигнув девушке, Ухмарь обратился к Сендолу:

– Кажется, мы закончили. Можем продолжать.

Сендол церемонно кивнул и вновь уткнулся в листок:

– По прочтению сих писем, огласить следующее: Ухмарю завещаю в собственность плащ и указанную Сендолу палку; Бродяжнице завещаю по возвращении её из будущего путешествия свою землю, где стоял и будет стоять дом, а также принадлежавший мне надел полноводной Акайды. Кроме того, ныне сим завещанием передаю ей в дар своих лошадей: Лану и Крахта.

Сендол намеренно выдержал огромную паузу, оглядел всех сидящих в комнате и, перевернув страницу, продолжил:

– Сим документом кроме прочего я, Эйлейв Орм, завещаю своему единственному родному сыну, при рождении наречённому именем Аристарх, свой меч и письмо, читать ли которое решит он сам. Завещание подлинно и заверено.

Сендол зашуршал бумагами, собирая документ воедино, вручил Аристарху предназначающийся ему конверт и снова скрылся за дверью.

Похоже, душеприказчик не делал особой тайны из содержания завещания доверителя. Но если про дом и Акайду Сендол легко мог прочесть, то про несметные богатства и окутывающую их тайну тут уж точно не было сказано ни слова. Конечно, людям надо о чём-то болтать. История с сокровищами Учителя вполне может оказаться не более чем чьим-то неудачным вымыслом. Но стал ли бы Абрахам расточаться понапрасну, не будь он уверен в возвращении сторицей своих трат? Этот вопрос девушка задала себе не в первый раз.

Легенды отнюдь не рождаются на пустом месте. Может, в народе давно поговаривали о припасённом Учителем кладе, а прослышав, что по завещанию Бродяжнице предстоит дорога, не трудно догадаться, за чем именно она отправится.

Но неужели Учитель взаправду решил оставить ей какие-то сокровища? Зачем? На него это так не похоже. Её жизнь – дорога, к чему ей богатства? Оставил бы их лучше кому-нибудь другому – своему сыну, например.

Учитель никогда не говорил ей о сыне. Странно. Если Аристарх действительно таков, как описал его Ухмарь, наследником можно бы гордиться. Отчего Учитель не гордился? Или гордился, но искусно скрывал? Или у них с сыном вышел разлад? Последнее, конечно, более походило на правду, но только для не знавших Учителя. Он умел понимать и прощать, как никто. Почему он тогда столь небрежно упомянул о сыне в самом конце завещания? С другой стороны – Учитель оставил Аристарху свой меч. Но дорого ли стоит меч по сравнению с отцовской любовью и уважением?