Владимир Молодых - Казачья Молодость

Крестный все, казалось, рассказал о станице, о доме, об отце, о Петрухе даже.

– Отец тебе передал нагайку, чтобы, Яков, не забывал, что он казак.

А о матери так, вскользь. Я знал, что он хоть и защищал мою мать от преследований в станице, как раскольницы, но доброго слова о ней, бывало, не скажет. Ведь он знал, какую борьбу она вела за самоутверждение в доме – было время, что она уходила в родную станицу Сбега, забрав всех детей. А сколько сил она потратила, воюя со свекром. Словом, мать-раскольница трудно вживалась в чужой станице. Она так и осталась чужой в нашей станице. Оттого-то и атаману нечего сказать о чужом человеке.

Зато атаман сразу повез меня на ипподром. Это было одно из любимых мест в городе. А зная мою страсть к коням, он повел меня на бега. Была глухая осень, так что были лишь тренировочные пробежки. Нет, немного погодя стал собираться народ – готовились к забегам и всадники. Похоже, было закрытие сезона, и выступали лучшие наездники. Вот собственно для этого крестный и привел меня сюда – показать лучших наездников города и, чтобы я почувствовал накал борьбы в каждом заезде. Крестный этим только разжигал во мне эту страсть наездника. Он, как говорится, сыпал намеренно на рану соль. Как будто он знал, что пройдут годы – и эти трибуны будут рукоплескать моему триумфу.

Но и этого крестному было мало, чтобы разбудить меня. Он давно был в приятельских отношениях с командиром казачьего полка города, а с сыном, его Петром, я учился в гимназии. Вот такие получились, как говорится, пироги с котятами… Нет, это обстоятельство не изменит по существу наши с Петром отношения, но я буду вынужден терпеть все выходки Петра. Но потом будет еще хуже – судьба сведет нас под одной крышей. У полковника была своя конюшня скаковых коней. В его же подчинении была и конюшня служебных коней. И вот кони то и решат нашу судьбу с Петром. Полковник прислал за нами коляску. Дорогой крестный стал рассказывать, как они, возвращаясь после «боксерской» войны в Китае с моим дядей из Сбегов, в этом городе попали на скачки. И мы решились участвовать в скачках. Как говорится, с корабля на бал… Еще не стряхнув с себя всей полевой пыли, кинулись в борьбу. Нет, мы не уронили казачьей чести. Дядя твой стал победителем этих в городе престижных скачек. Правда, я еле-еле дотяну до столба. Ведь я в душе больше наездник, чем в деле. Так что, сынок, помни, что казаки здесь на скачках поставили высокую планку и ее тебе надо держать. «Не урони ее, Яков» – сказал атаман по станичному так громко, что люди даже обернулись в нашу сторону. «Неужели и я так громко говорю? – подумал я. – Не зря Нина как-то назвала меня иерихонской трубой».

В тот раз мы ехали прямо к конюшне полковника. Всюду в денниках конюшни чистота, кони, видно, ухоженные, так и лоснятся на крутых боках. Кони, я заметил, в основном рыжей масти. Это порода башкирских коней в свое время завезенных к нам, объяснил полковник. Я вспомнил нашего домашнего злого коня по кличке Башкир. Это он разбил моему брату руку – и так станица лишилась казака в мирное время… Это истинно степной табунный дикий конь. Помнится, он с трудом прижился в нашем доме. Отец его нагайкой перевоспитал. Но конь этот – настоящий боец: он просто так не даст взять всадника – будет кусаться, лягаться, но наездника вынесет.

Полковник Плесовских, плотный, кряжистый просто встретил нас, крепко поздоровавшись с нами. Крестный попросил его показать мне скаковых коней. Я, конечно, изъявил желание сесть хотя в седло любого коня. Мне подвели рыжей масти коня. Пока я подходил и садился полковник не спускал с меня глаз – знал ретивый характер этой масти коней. Позднее я спрошу крестного, почему хозяин коня так внимателен был ко мне, ведь я же казак.

– Я ему как-то без тебя в застолье представил тебя, как мальчика, поцелованного цесаревичем в казаки. Ты сейчас будешь возражать, но сказать об этом – в твоих же интересах. Ты это осознаешь только потом.

Если бы я знал, но именно с этого дня и начнется моя судьба скакового всадника. Потом и я догадался – почему полковник так следил за мной: он хотел увидеть мальчика, поцелованного судьбой. Я, как сейчас помню тот день. Какая-то сила подхватила меня, оторвала от земли, и я лихо влетел в седло. Конь, наверное, такой наглости не ожидал. Он заиграл ногами на месте, давая мне понять, что готов выполнить мою любую команду, чувствуя на себе настоящего всадника. Легкая дрожь пробежала по всему его телу. Он настороженно запрял острыми ушами, готовый сорваться с места. Я был на вершине счастья – и потому дрожь одолевала и меня. Ведь я сидел на коне, бывавшем на серьезных скачках. Не это ли счастье и мечта моя! Я повел коня легкой рысью по просторному двору конюшни. А потом взял – сорвал его с круга и галопом наискосок пустил коня на хозяина, а в нескольких шагах поднял коня на дыбы. Полковник был в восторге.

– Да, ты, я вижу, многим наездникам уже сейчас дашь фору. А как ты, Яков, оценил бы коня? Годится для скачек.

– Все зависит от наездника. А конь очень умный и чуткий. Он, мне кажется, читал мои мысли. Вся тайна успеха лежит в шенкелях. Этот конь мог бы научить меня многому. Ведь я только подумал, а уж он сам пошел нужным аллюром.

– А все это, мальчик, оттого, что ты и что конь – думаете одинаково.

– Глядя на этого красавца, я бы сказал, что о наезднике надо судить по коню.

– Верно говоришь. Каков конь – таков и казак.

Я уже оставил седло и стоял рядом с ним. Полковник обнял меня, как родного.

– Что ж, теперь у тебя право – в любое время приходить и в твоем распоряжении будет любой конь. И этот – то же, – добавил он, видя, что я не отрываю глаз от коня.

Я вернулся окрыленный происшедшим. В ушах стоял зычный голос полковника. «По твоей посадке я вижу, что ты готовый наездник. Я буду рад ввести тебя в круг известных в городе наездников. У меня глаз наметан – я вижу, что из тебя может выйти толковое. Ты и фигурой создан под коня. Но грани твоего таланта все же надо подшлифовать, чтоб заиграл бриллиантом. Приходи – я буду только рад». Вот и все, подумал я, жизнь моя делает крутой поворот. И эта новая жизнь меня так захватит, что на каком-то этапе я пойму, что скачка становится смыслом моей жизни. А как же мечта быть путешественником? Об этом позднее я еще буду серьезно думать…

А пока… Но даже сейчас в день отъезда крестного я забыл еще раз спросить про мать – как она там?

Я чувствовал, как страсти начинают меня обуревать. Конные скачки захватили меня полностью. Я много читал в эти дни и много думал, как соединить учение с занятием с конем. Где – то вычитал, что страсти порождают пороки и грехи.

Чтобы отвлечь меня от расспросов о матери, а у меня, видно, слово о ней уже висело на конце языка, он повел меня в цирк. Я все еще был под впечатлением того на ярмарке скакуна, когда на манеж цирка выпустили старого белого жеребца, на нем в дешевых блесках коротконогая тетка в трико телесного цвета. Музыка гремит с удалью так, что мертвеца можно поднять. Человек в цилиндре подстреливает длинным бичом жеребца, возвращая его с каждым ударом к жизни. Отчего конь лениво и безразлично вскидывает голову в такт ударов и пускается в тяжелый галоп из последних, похоже, сил. Такой прыти, видно, не ожидала от коня и женщина. Она падает под вздохи публики на песок… Ей долго аплодируют… Между тем вдали слышен жалобный рык хищника. Будто его невыносимо тошнило или рвало. Было скучно. Было жаль и коня, доживающего под ударами бича жизнь и того рычащего не от хорошей жизни хищника. Я не мог это более смотреть. Кстати, это был мой первый и последний в жизни выход в цирк.