Виктор Гришаев - История одного Рода

– А другого и не стоило бы ожидать, – безвольно опустив плечи, удрученно пробормотала она.

– Это я во всем виноват, – с горечью прохрипел подошедший воевода, – никого не пощадил, даже себя.

– Не надо никого винить. Видно, так распорядились духи, – возвысив руки к небу, спокойно изрек Югра.

– Так ты не сердишься на меня? – изумленно посмотрев на предводителя угров, вопросил Всеволод.

– У каждого свой путь, своя судьба. Тут уж ничего не поделаешь. Ты уж лучше скажи, что привез взамен-то. Опять какие-нибудь безделушки? Нам этого отродясь без надобности. Своего барахла хватает. Если сызнова погремушки, то никакому обмену не бывать. Я тогда уж лучше с купцами сговорюсь, они, правда, тоже народ ушлый, но зато посговорчивее вашего-то брата будут и всё, что попросишь, в аккурат поставляют.

– Ишь ты, нехристь, что надумал-то, против самого князя новгородского вздумал идти. Сейчас вмиг отрезвлю. – И, молодой кметь, стоявший неподалеку от воеводы, рванув саблю из ножен, без колебаний ринулся на Югру.

– Погодь, Володарь, не кипятись, – крикнул Всеволод, в один миг очутившись между ними.

– И ты туда же! – зарычал ратник сквозь стиснутые зубы. – Не зря мне наказывали приглядывать за тобой. – И, резво отскочив в сторону, призывно скомандовал. – Воины, хватайте предателя!

Но верные своему воеводе ратники даже и не шелохнулись.

– Ах, та-ак! – взбесившись, с пеной у рта и с высоко поднятой саблей он вновь ринулся на Югру.

– Не-ет! – что есть мочи заорала Дарина, бросившись под ноги разбушевавшегося ратника.

– Так не доставайся же никому! – вскричал Володарь, со злостью вонзая в нее острие. Глухо вскрикнув, она медленно повалилась набок, успевая насквозь пронзить ненавистным взглядом своего убийцу. Югра, взлетев, как коршун, лишь в последний момент успевает подхватить ее.

– Пить, – шепчут побелевшие губы.

– Сейчас, голубка моя. Ты только немножечко потерпи.

И сорвав с себя рубашку, ловкими движениями рук перевязав сквозную кровоточащую рану, просунул руки под пылающее тело. А затем, медленно поднявшись вместе с ней и выпрямившись во весь рост, бережно понес ее на вытянутых руках к воде.

– Как бы я хотела вновь очутиться на берегу нашей заводи, – устремив на него горящие глаза, с трудом пробормотала она, стуча зубами.

– Помолчи, побереги силы, они тебе еще понадобятся, – проговорил он, осторожно опуская ее на песок.

– Позови Уенг, – слышит он приглушенный ее голос.

– Я уже здесь, матушка. А что это с тобой и почему ты плачешь? – непонимающе лепечет девчушка, растерянно разглядывая побледневшее лицо матери.

– Доченька, подойди ко мне. Мне надо кое-что тебе сказать.

Испуганно всматриваясь в мать, Уенг оробело подходит к ней и берет за руку.

– Помнишь, я тебе говорила, что люди иногда улетают на небеса? Вот и мой черед настал. Но ты не вздумай плакать и горевать. Ты же сильная девочка. А мне будет хорошо там. Оставайся здесь, потому что здесь твои корни, здесь твой отец, который всегда защитит тебя.

И хватая ртом воздух, ищет взглядом Югру. Наконец ее блуждающий, затуманенный взор останавливается на нем. Просветленно улыбнувшись, она, вытянувшись, замирает.

– Она улетела туда, где нет страданий и мучений, – шмыгая носом, словно заученные слова твердит Уенг, еще до конца не осознавая случившегося.

– Да, эви, так оно и есть, – оторопело откликается он, с болью глядя на вмиг повзрослевшую дочь. И, кинув куда-то вверх свой безумный взгляд, неистово взревел. – Сейчас-то уж точно никуда не укрыться этой поганой кмети!

И, выхватив из-за спины лук, стремглав влетел на пригорок в самую гущу поля брани.

– Что ты наделал?! Ты же любил ее! – донесся до него ужасный крик воеводы.

– Да, любил, но она-то не то что не любила, она люто ненавидела меня. Я не мог ее оставить с этим дикарем. Это было не в моих силах. И тебя не могу оставить в живых.

И неожиданно выдернув кинжал, Володарь с силой втыкает его в воеводу. Но тотчас и сам, пронзенный стрелой, хрипя, медленно валится на землю, в последний момент встретившись с тяжелым взглядом своего заклятого врага.

– Я так и знал, что это будешь ты, – падая, успевает сказать он.

Югра, обойдя бездыханное тело новгородского ратника и убедившись, что он мертв, склонился над Всеволодом.

– А я смотрю, ты цел и невредим. Плохие у тебя воины, даже попасть не могут. А что рана на ноге, то она быстро затянется. Так что завтра же можешь отправляться назад.

– Где Уенг, что с ней? – еле шевеля губами, бормочет когда-то всесильный воевода.

– Прощается с матерью, – тяжко вздохнув, ответил Югра.

– Ей бы тоже надо бы поспешать в дорогу.

– Она остается здесь, такова воля ее матери, Дарины. В этот раз не быть по-твоему. А шкурок я тебе дам, но только в обмен на мечи, кинжалы, ножи и топоры.

И как-то враз ссутулившись, поспешил к той, которую любил пуще своей жизни. Еще издали он увидел леденящую кровь картину, как Уенг остекленевшими глазами на пепельно-сером лице смотрела на свою любимую матушку, глядя в ее застывшее редкой красоты лицо.

Затаив дыхание, слушал Светлан историю, проникновенно слетевшую с алых губ Уенг и вдруг повисшую между ними тонкой нитью судьбы.

Уже и зимний лес засиял от первых лучей восходящего солнца, а они всё сидели, не шелохнувшись, словно вслушиваясь в таинство таежного царства.

– Пора, – первым прервал молчание он.

– Пора, – нежным эхом отзывается она. И взявшись за руки, они зашагали навстречу зарождающемуся дню.

А как только окреп лед да тонким слоем снега покрылась река, засобирались русичи к своему оставленному поселению. Недолгими были проводы.

– Ведь ненадолго расстаемся, – успокаивала себя Уенг, всматриваясь в лица угров, ставшие ей такими родными. И, как будто поймав ее мысль, слышит она требовательный голос отца, обращенного к Любомиру:

– Помнишь, посулил ты, чтобы уже этим летом сызнова приехать. К этому времени и купцы должны прибыть. Не помешало бы и тебе поговорить с ними.

– Обещал, значит, так и будет, – сдержанно ответил глава пришлых русичей, в знак согласия подтверждая кивком головы.

– Я думаю, засветло должны добраться, тут же недалече, – торопится Светлан, сияя от предвкушения новой жизни.

За время пребывания русичей в угорском селении его жители так привязались к ним, что долго не могли понять, почему же эти великодушные люди так быстро покидают их. Вероятно, поэтому-то, лишь только забрезжилось, все как один вывалили угры на улицу провожать светло-русых братьев. Долго безмолвно стояли они, глядя вслед удаляющейся веренице собак, запряженных парами в легкие нарты. И не расходились до тех пор, пока из виду не скрылась последняя замыкающая оленья упряжка.