Любовь Рябикина - У каждого свой путь. Книга четвертая

На обитой коричневым дерматином двери висел обыкновенный листок плотной бумаги с надписью черным фломастером «Депутат от Российской Армии Степанова Марина Ивановна. Работает с 9.00». Фотокорреспонденты защелкали камерами, отметив про себя, что на бумажке нет времени окончания рабочего дня. Журналисты начали наговаривать на диктофоны начальные фразы. Перед дверью толпились люди, удивленно смотрели на телекамеру и представителей прессы.

Игнат Капустин вместе с военным юристом уже находились тут. Секретарь Степановой знал, что произошло утром. Внимательно поглядел женщине в лицо, и она слегка улыбнулась, заметив в его глазах тревогу. Парень искренне переживал за нее. Игнату на мобильный всего пару минут назад звонил генерал. Многие слышали их разговор. Женщины постарше крестились, мужики качали головами и что-то мрачно бурчали себе под нос.

Секретарь Степановой начал отвечать людям на вопросы прямо в пустынном широком коридоре и несколько человек ушли, еще до появления депутата, получив грамотные ответы юриста. Никто из многочисленных хозяев кабинетов не появился, чтобы вести прием, и пришедшие люди устремились к двери Марины, друг от друга узнав, что она принимает всех.

Бородатый оператор пронесся с камерой по всему коридору, старательно снимая многочисленные золоченые и серебристые таблички на дверях с фамилиями депутатов и вывешенные чуть ниже бумажки об отсутствии хозяев. Бутримов и Сабиев решительно отодвинули Марину от двери, прикрывая собой. Игорь Оленин вскрыл дверь. Быстро и профессионально осмотрел все в кабинете:

– Чисто!

Оператор все снял, журналисты заинтересованно спросили, разглядывая простой кабинет с тремя столами, компьютером и российским знаменем на стене:

– Судя по вашим действиям, попытки убийства уже были?

Оленин четко ответил:

– Здесь пока не было, но лучше перестраховаться, чем потом локти кусать. О других случаях вы и сами знаете…

Марина достала папки и справочники, ручки, блокноты. Разложила на столе и вышла в коридор:

– Заходите…

Журналисты пробыли в кабинете два часа. Фотографировали, разговаривали с посетителями. Записывали их многочисленные жалобы. Слушали, как Степанова ведет прием. Не смотря на то, что Марина просила их не мешать, они напоследок все же задали ей вопрос:

– Марина Ивановна, просим прощения, но ведь практически все эти люди пришли сюда со своими бедами, совершенно не связанными с армией. И вы их все равно слушаете, даете советы, кому-то звоните. Во всей толпе, с вопросами связанными с армией только пять человек. Зачем вы делаете чужую работу?

Маринка подняла голову от телефонного справочника, который листала:

– А что прикажете делать? Сказать, что депутат такой-то будет через недельку или полторы? Это проще всего. Большинство из тех, кто пришел, не может ждать. Вот сейчас, сами слышали, бабуля сидела, плакала. Квартиру ей соседи затопили, участковый заниматься не хочет, в милиции заявление не приняли, из ЖЭКа отворот-поворот получила. Денег на ремонт нет, а на голову побелка летит и обои падают. Мебель ее старенькая от воды в два раза больше стала. Вроде мелочь, а для бабули этой – катастрофа! Как не помочь? Это работа депутата Друзяева, его район. Только найти этого деятеля крайне сложно. Не любит он вовремя на работу являться. Тратить время на проблемы людей, которые оказали доверие, избрав на высокий пост, ему явно не хочется.

Уже севший напротив Марины мужчина в сером костюме сказал, недовольно обернувшись на журналиста:

– Вы пройдитесь по коридору. Одиннадцать дня, а никого из депутатов нет, и не будет! У всех таблички вывешены с уважительными причинами. Я ведь тоже не к Марине Ивановне должен идти, а к товарищу Алексееву В. Р. Этого Алексеева я лично в глаза не видывал, хотя месяц ходил. Только по телевизору. Соседка подсказала, что Степанова всех принимает и к ней и не к ней! Она три дня назад здесь стояла. Марина Ивановна в пять минут вопрос решила. Вот пришел, может и мне помогут…

Вопросы у журналистов закончились, и они принялись собираться. Марина заметила бородатого оператора, укладывающего камеру в чехол:

– Станислав Казимирович, мне бы парой слов с вами перекинуться и не по телефону. Извините…

Марина извинилась перед мужчиной в сером костюме и подошла к оператору. Тихо сказала:

– Не могли бы вы организовать встречу с независимыми журналистами?

Оператор серьезно поглядел на нее темно-карими глазами:

– Припекло? Это не сложно. Когда будет время, позвоните мне. Даже ночью приедем.

Женщина улыбнулась:

– Ловлю на слове!

Протянула руку и Стефанович, чуть поколебавшись, пожал ее, обратив внимание, что ладонь тверда и сильна не по-женски. Кивнули друг другу и расстались. Марина вернулась к столу и еще раз извинилась:

– Я прошу прощения…

Бредин приехал в тюрьму утром. Быстро уладил дела с начальником следственного изолятора, с которым договорился заранее. Подписал бумаги, где всю ответственность взял на себя и забрал Горева из камеры. Николай впервые шел по коридору без конвоя, с чемоданчиком в руке и удивленно оглядывался. Генерал заметил:

– Не будет слежки, можешь не ждать. Учти, если бы Маринка не попросила, я бы тебя не выпустил. Ради нее отпускаю. Ей и так сложно. Ты ведь моих людей в аэропорту положил…

Николай промолчал. Лишь тяжело вздохнул. Затем спросил:

– Тот полковник, что с вами работал, где он?

Генерал обернулся, посмотрев на его мрачное лицо:

– Муж Марины, полковник Горчаков? Леня умер от сердечного приступа во сне. Маринка вне себя от горя была. Юльку она после его смерти родила. Копия Горчакова. Умница, вундеркинд. Восемь лет, а уже в четвертом классе. Мне письма пишет, о маме спрашивает… Кстати, мы с Мариной говорили о твоем отце, я написал письмо, если он тебе не поверит. Держи…

Горев остановился, прижавшись к темно-зеленой стене. Ошеломленно спросил:

– Муж… Она еще раз была замужем? И у Марины есть дочь?

Бредин кивнул:

– Есть. Врачи ошиблись. Ты не знал?

Николай двинулся по коридору дальше:

– Нет. Я думал у нее только этот приемыш.

Генерал улыбнулся и с ясно слышимой в голосе теплотой сказал:

– Саша? Замечательный мальчишка! В школе только начал учиться, а мать от браконьеров спас. На мушке всех четырех держал. Убили бы Маринку…

Николай запоздало понял, что в принципе он теперь не знает своей подружки детства. Бредин предъявил пропуска на выходе. Горев получил отобранные при аресте часы, документы и деньги. Бросил их в чемоданчик. По дороге к воротам, генерал пояснил:

– Документы у тебя добротно сделаны, с ними и поедешь. Новые делать хлопотно. Даю десять суток, включая сегодняшний день. Семнадцатого мая в десять утра ты должен стоять перед этими воротами. Держи билет на поезд…