Александр Шляпин - Посейдон и Русалка

– Ну и куда ты прешь— кабелисимо? Что дружок предлагает опять сучек проведать?

– Эх – Валька, Валька! Я ради твоей шубы хотел на контейнеровоз наняться, но раз ты не хочешь, я буду и дальше душить диван, пока он меня не задушит, – сказал я поднявшись с ковра на четвереньки. Грохоча цепью об пол я, словно побитый помойный кот, пополз назад в свое убежище, чтобы там отсидится перед новой попыткой получить свободу.

На какое— то мгновение лицо спутницы изменилось и она, бросив на кресло «весомый аргумент» переспросила:

– Повтори то, что ты сейчас сказал!?

Вскарабкавшись на диван, я подпер голову рукой, и, глядя ей в глаза, жалостно вымолвил, как этого хотела моя супруга.

– А тебе это надо?

– Ты, куда это собрался? – спросила она, подсаживаясь на край многострадального дивана.

– Хотел мотористом в рейс сходить да на шубу тебе заработать. Серега с боссом говорил мне, на завтра назначена аудиенция и я должен прибыть на собеседование в наилучшем виде.

– В море пойдешь?

– Нет – теперь уже не пойду, – сказал я и скрестив на груди руки притворился умершим.

– Почему это не пойдешь? – спросила сожительница, и я почувствовал, как голос её дал легкую слабину. Вместо суровых, и порой даже жестких команд, появился какой— то легкий еле уловимый трепет, будто где— то в кустах закудахтала куропатка, подзывая к гнезду разбежавшихся несмышленых птенцов.

– Рабы в море ходят только на галерах, – ответил ей я, и, подрыгав ножкой, показал ей стальную цепь.

Ни слова не говоря, Валька сунула руку за пазуху, и вытащив оттуда серебряный ключик, который она всегда прятала в лифчике четвертого размера – открыла замок.

– Так бы сказал сразу, что идешь устраиваться на работу. Слава богу!

– Так я тебе и сказал.

Замок на ноге с щелчком открылся, и теплая, совсем родная рука моей незабудки скользнула по лодыжке, как в былые годы нашей молодости.

– Замлела, наверное, ножка – спросила она уже более ласково, и я почувствовал, что в её озлобленную моей изменой душу, вновь вернулась весна нашей любви. Она стала гладить меня с такой нежностью, как гладила несколько лет назад, когда в её сердце кипела еще настоящая девичья страсть, и в наших отношениях не было такого недоверия, какое возникло в эти последние дни.

– В тот вечер, когда я быль пьян, мне Серега обмолвился, что им на судно нужен моторист. Вот на радостях мы крепко выпили, а дальше я уже ничего не помню…

– Не напоминай мне о своих секс приключениях, а не то я тебя…

– Все— все! Забыто и похоронено, – сказал я, не желая будить в Вальке саблезубую мышь, которая вполне может, прокусить вену и выпить из меня всю кровь.

– Я амнистирую тебя тогда, когда ты, купишь мне шубу…

– А что я буду делать еще две недели? – спросил я, представив на мгновение свою жизнь лишенную полноценного здорового секса.

– Купи эротический журнал и тренируйся в ручную. Тебе Шурочка, на вахте стоять, а там сам знаешь, нужны крепкие мужские руки, которые не только штурвал корабля крутить могут, но и самого Бога морей Посейдона поймать за яйца.

– «Бог мой – какой стыд!» – подумал я, представив себя в гальюне нервно теребящего листы эротического издания и шею своего «гуся». – Ну я же ягодка моя не прыщавый пацан! Мне Валюша, женщина нужна! – сказал я, намекая ей на интим.

– А ты в круиз возьми своих портовых шлюх, – ответила мне супруга с каменным спокойствием на лице.

– Да, если бы это было можно!

– А ты скажи дорогой мой муженек, как ты без баб раньше на судне обходился? – спросила Валька, ехидно улыбаясь, представляя в своем бабском мозгу однополые отношения между моряками в период отдыха от вахтенной службы.

– Дура! Ты что думаешь, мы там все гомики? – заорал я, оскорбленный подозрениями бабы, на однополые связи. Да мы, между прочим, пашем как папы Карло, по двадцать часов в сутки. Нам о сексе и думать даже некогда. То – шторм! То – подводные камни, то— пираты! То— немецкие подводные лодки!

– Так ты, что – дебил – война кончилась уже семьдесят лет назад. Какие на хрен немецкие подлодки? – спросила сожительница удивленно.

– Война кончилась, а подлодки остались. Так и рыскают по всем океанам! Так и рыскают! Почему ты, думаешь, наши российские корабли плавают под флагами других стран?

– Чтобы налоги не платить, – ответила мне Валька с полной уверенностью.

– А вот хрен! Российские корабли немцы топят. Слышала о летучем голландце? – сказал я, прикрывая рот рукой якобы опасаясь прослушки ФСБ и чтобы еще она не видела счастливой улыбки.

– Ну, слышала!

– Так вот «летучий голландец» он гад и топит. Так что я иду не на работу, а на смертельный, так сказать подвиг. И еще неизвестно, вернусь я с рейса или тело мое будет вечно покоиться в водах мирового водоема.

– Я сохраню о тебе память как о мужчине, которого я любила и которому посвятила самые лучшие часы своей жизни. И даже портрет в траурной рамке повешу на эту стенку, – сказала Валька.

Эти слова настолько тронули мое сознание, что я в один миг воспылал к ней любовью и, схватив её за плечи, тут же завалил на диван. Я уж было хотел исполнить супружеский долг, как тут же получил отказ в виде кулака нарисовавшегося перед моим носом.

– Инкубационный период бледной спирохеты длится одиннадцать дней.– сказала она намекая что я с кем— то был.– Первые признаки сифилиса у тебя появятся, как только ты выйдешь в море. Поэтому я потерплю до твоего возвращения Шурик. Так для подстраховочки!

Её казенные слова и лекция на тему бытового сифилиса настолько глубоко проникли в мое подсознание, что я почувствовал, как страшные бактерии расползаются по моему телу, переносимые потоками крови и начинают хищно поедать мою любимую плоть.

– А может, у меня ничего нет? – спросил я, еще не теряя надежду, что Валькина крепость откроет свои врата под напором тяжелой конницы моего передового гусарского отряда.

– А вдруг у тебя СПИД? Ты справки видел!?

– Какие справки?

– Какие какие – медицинские, – ответила мне моя подружка, окончательно посеяв в душе жуткие сомнения. Кожа по всему телу как— то сразу зачесалась, и я почувствовал, что смертельно болен и смерть моя находится совсем рядом, как предсказала мне Марина.

– А может мне не ходить в рейс? – спросил я Вальку, испугавшись за свою жизнь.– Может мне в венерический диспансер лечь на обследование?

– А как же норковая шуба? – спросила она, и в её руке вновь блеснула замок и звякнула цепь.– Если будешь умирать, то на этом диване, чтобы заразу не разносить по городу. А подохнешь, твой труп будет подвержен кремации.

– Нет, я уж лучше уж в рейс! – сказал я, окончательно решившись отдохнуть от сожительницы, месяцев пять, шесть. За это время её память забудет нашу размолвку, и я буду вновь принят в наш семейный клуб с распростертыми руками. Тем более, что мне самому стало страшно осознавать, что я мог быть инфицирован этой чертовой гадалкой с ошейником. Нужно было выждать паузу, чтобы окончательно убедиться, что это не так. Сознание понесло меня по волнам воспоминаний и я, отключившись от реальности вдруг загавкал, вспоминая ни как саму гадалку, а как её строгий ошейник. Открыв глаза, я вдруг увидел, что Валька стоит передо мной, держа в руках приготовленную цепь.