Александр Стребков - Калейдоскоп

свои книги кому не попадя. Такой «читака», придя домой и бросив мою

книгу, если не куда-то в чулан, то в общую кучу макулатуры; или, своей «гени- альной» головой додумается повесить её в сортир, чтобы сэкономить туалет- ную бумагу. У одного, кому я дарил, как-то спросил, так он ответил: «…Её кто- то вначале намочил, потом положили на печку сушить, а она возьми и рас- клеилась вся… Рассыпалась по листкам. И теперь не понять, с какой страницы надо читать, начинать…». Усёк, читатель, как надо книжки читать?!.. А вот другой «читака» – по-моему предположению – уже уселся за стол, поужинать плотно: домочадцы, а может, жена, под нос ему подставили в графине во- дочки «жбан». В морозной дымке манит она, паскуда такая, и цепкая, как ре- пей… с искрящимися снежинками на стекле, схватит за душу, век не вы- рваться. Выпив, как и положено, три рюмки подряд: за здравие и всё той же, души, успокоение, и заедая всем, чем бог послал… Не-ет, что попадя, – изви- няюсь, – то не для него. Кидает он в глотку, – это, мурло, как в прорву, страву особого улова и посола – ибо, что попало, то для других, не для него. Проп- лямкав и немного отдышавшись от переедания; поправил свисающее брюхо, запихнув его поглубже под стол, и несколько раз подряд отрыгнув на всю

«хату», начинал вслух рассуждать, примерно, вот такими высказываниями, заслуживающие писательского пера:

«… Фу!.. о цэ я нажрався, так нажрався, шо и дышать не могу… Да-а!.. чуть нэ забув, на базаре-то встретил, писаку… Представляешь, Санько свою книжку мне подарил… Напысав, Санько, як с хаты упав… и хто бы подумав!.. Читать, конечно, я её не собираюсь, и чё туды заглядать!.. И шо вин там може путного напысать?! Пысака нашовся!.. Клав бы ото уже хаты, то у нёго хорошо, вроде бы, получается… Мажором, захотив стать, шо ли?.. – а, може, прославиться и бабла зашибить?.. Или классиком захотив заделаться… Так уже не получится. Там уже все места заняты, як в том Политбюро… – куда я всю свою молодость потратыв, и пол жизни ещё впридачу, мечтая о том, як просунуть туда, хотя бы жопу свою… Эх, писака, писака!.. раскинул хотя бы своими мозгами, лите- ратурный ты мыслитель!.. куда тебя хрен-то несёт?!.. посягаешься на главный партийный догмат, идеологический шкворень, нашей родной и любимой компартии и советской власти!..».

Намного более агрессивно, изложено выше, в самом начале – во вступле- нии. Прочтите ещё раз монолог, обращённый к моей персоне.

Но многие всё-таки мою первую книгу прочли. Кто-то, так ничего и не по- няв, другой искал что-то там лично своё, о чём и сам не догадывался. У меня возникло подозрение, что истинные книголюбы, и даже средней руки чита-

тель – вымерли уже, как в своё время динозавры и мамонты; или уже прико- ваны к постелям и им не до моих книг. Многие глебовцы обиделись, что не про них написали, или, на худой конец, надо было писать об их предках. И как я уже сказал, – власть предержащие, отбросив в сторону, как ненужный хлам мою книжку, подальше в угол, в кругу своих домочадцев, заявили: «Бе- либерда!.. притом на постном масле!..». А прилюдно, когда слышали иное мнение, говорили: «Да то всё он содрал у кого-то, чё там гадать!..».

Был и такой комментарий о романе «Курай – трава степей». «…Роман очень жестокий, вероятно, как и сам автор!..».

Да… характеристика, по поводу моей персоны, подобрана довольно точно, дальше лишь можно, промолчать. А сам – комментатор-критик – вероятно, с дуба упал, ударившись головой об чувал, а в том чувале пшеница была… Хо- рошо хоть не болты и гайки там были. Вначале подумали, что «критика» —

убило, правда, не до-смерти, но пришибло мозги. А вот, если прочесть вам

сплошное, надуманное враньё, – из разряда коммунистической пропаганды, а по сути, затасканную по книжкам прошлых лет – галиматью, к примеру, пи-

сателя и нашего земляка Петра Радченко, в его романе «На заре», (Он писал о

«Заре», а я уже о «Закате». Каждому своё) который, когда-то, лет двадцать подряд, власть всё хвалила, хвалила… да так расхваливали, чтобы брали при- мер с подобных «застрельщиков» писательского толка; правда, их произве- дения читать никого не нагнёшь. Роман давно уже им написанный и те, кто его когда-то читал, тех людей в большинстве своём нет уже на этом свете, как и самого писателя, где он с восторгом описывает события Гражданской

войны и первые годы становления советской власти в станицах и хуторах на Кубани. В своей дилогии романа события представлены в таких положитель- ных красках: чисто с коммунистическим подходом и враньём, после которого у читателя создаётся впечатление, будто бы с приходом большевиков к вла- сти, по их повелению и лишь одним мановением руки комиссарской, на народ сошла благодать. В тот же день на головы народа, будто бы посыпа-

лась небесная манна, а вслед за ней наступило время справедливости, равен- ства и братства. Прямо счастливая и сытая жизнь началась, как и поётся в коммунистических песнях и маршах: рай, но уже не по-поповски, а по-комму- нистически. (Для справки: с приходом к власти большевиков, установилась прочная череда голодных лет, периодами в иные годы съезжая на массовый голодомор, и это длилось беспрерывно с 1918 по 1964 годы. Получается, по- чти полвека – 46 лет) Лучше бы Пётр Радченко правдиво рассказал о том,

что, до большевиков, в кубанских станицах бедных семей было мизерный

процент, и то в большинстве своём по их же вине и причине: если не лодырь, так конченный алкаш. А потом – при коммунистах – наступила поголовная ни- щета и голод. А если вспомнить о тех более трёх сотен тысяч простых казаков, сложивших оружие и сдавшихся на милость большевикам в двадцатом году, а после были подло обмануты и массово расстреляны большевиками в При- морске-Ахтарске, Гулькевичах, Краснодаре и в другим местах в том же 1920 году, где содержались они в плену, то получается явный геноцид самого каза- чества. Казаки ведь сдались большевикам за обещанную им свободу, если

прекратят они сопротивление и сдадут оружие. А как большевики с ними по- ступили?!.. Большевики – это хуже зверья!.. Они ради своей власти готовы ис- требить весь народ, свой народ, а значит, получается, что они гораздо хуже нацистов! Ибо те не истребляли массово свой народ. Петра Радченко, ко- нечно, можно понять, иначе его бы попросту не напечатали, а ему, видимо, очень хотелось, как той перезрелой девице попробовать почесать, то что но- чами свербит и покою не даёт. До революции и до большевицкого перево- рота: где, где, а на Кубани и на Дону уж точно народ не бедствовал и всегда жили зажиточно. И спрашивается, – с какой такой стати, с какого переляку, им вдруг бы захотелось, поставить всё верх ногами, устроить разор, и власть в

стране поменять?!.. Были, конечно, как и во все времена, среди казаков и бедные, но, как я уже говорил, всего незначительный – малый процент: в