Александр Стребков - Не потеряй себя

него полтора рубля на билет до Ростова и спустя десяток минут, пока там продолжали совещаться, он уже маршрутным автобу- сом катил в сторону автовокзала. Самый дешёвый билет до Ро- стова на автобус «ЛАЗ» с жесткими сидениями стоил один рубль двадцать копеек. От Ростова направляясь до тётки в Краснодар- ский край, поехал дальше зайцем – электричкой – там деньги

платить за билет было бы глупо. Домой ехать вариант сразу от- падал – с такой побитой до неузнаваемости мордой, там не по- явишься – людей токо пугать. Решил залечить раны подальше от людских глаз в глухомани деревни. Прошло более двух недель.

Оказывается – фингалы под глазами легко наносить, но быстро покидать лицо они не желают. Не появляясь в училище на заня- тиях – о нём почти забыли, а он тем временем в душе надежду лелеял: «Поеду туда после… – когда дома побываю, а там гляди и выгонят – исключат из училища за прогулы. Чем быстрее, тем лучше, меньше головной боли. Что будет то и будет: от любви и несчастья все! Теперь сиди сидьма, где попало и страдай в оди- ночестве…». Костя на этот счёт глубоко заблуждался, не зная

правил игры в таких учебных заведениях как Гэпэтэу. Из этих училищ не исключают – неправильно на самом верху поймут, припишут неправильную постановку вопроса в отношении бу-

дущих кадров пролетариата: а там и высылка, куда Макар телят не пас, а то и пятьдесят восьмая. Это из средних и высших учеб- ных заведений отчисляли, чтобы пополнить ими пролетарские ряды и было для кого, каждое утро крутить одну и ту же пла-

стинку: «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек, я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит чело- век…». Косте Константинову до вольности и всеобщего счастья шагать и шагать… – сколько-б не шёл, все ноги собьёшь, глянул вперёд, а там уже край могилы. А если по пути к тому счастью,

вдруг вспомнить, что в стране не за деньги трудились! Для про- летария речь о деньгах – это нехорошим тоном являлось: низко, с буржуазным подходом и не по-коммунистически. Счастье по- лучалось какое-то бедное, нищее: сильно на бродягу похожее. А что касается Гэпэтэу, то там было только две дороги. Первая —

это кое-как доучиться и с богом покинуть никчёмные стены, уй- дя в пролетарии; вторая проходила через ворота колонии для

несовершеннолетних – та же зона за колючкой. Была и третья, о которой старались вслух не говорить – на ближайшее кладбище. Главное правило дойти до конца – там, на стройке научат, а пока хотя бы числись. Для Кости – на этот для него исторический мо- мент – сложилось одно к одному: тут Лариса ни с того, ни с чего взяла и забеременела, а тесть пригрозил, что на вилы посадит.

За Новошахтинск – хоть не вспоминай – там хуже, чем в подвалах средневековой инквизиции. Деваться некуда, душа по Ларисе

на части разрывается. В одну из ночей прибыл в деревню, минуя свой двор, зашагал туда, куда всем сердцем и плотью стремил- ся. Тихонько зашёл до боли в знакомый двор, милый сердцу и

разуму; тихо постучал в окошко любовного гнёздышка, где спала

– Она! В ту же минуту за занавеской включилась настольная лампа. Костя стоял и смотрел в эту минуту через окно. Щёлкнул внутри крючок на двери, и Лариса впустила своего жениха, как впускали когда-то подпольщики агента связного из-за линии фронта. Прикрыв за собою дверь, оба замерли у порога.

– Тебя так долго не было! Бросил меня здесь на произвол

судьбы! а сам исчез, словно, я во всём виновата!.. – Лариса по- дошла вплотную к Косте, положила руки на плечи ему, а голову на грудь, прильнув щекой, всхлипывая, продолжила. – Крайняя беда для нас настала, Костик, я прямо всё это время как не в

своей тарелке, не знаю, что и думать. Сижу, страдаю в одиноче- стве все вечера напролёт, а от тебя почти месяц ни одной ве-

сточки. Скажи, что можно подумать на моём месте, тем более ещё и моей маме?! Я знаю и очень хочу – мы должны быть

счастливы, но сейчас это очень сомнительно.

Костя обнял Ларису за спину, стоял, слушая её и, молчал. Лари-

са тяжко вздохнула, отстранив от себя жениха, взяв за руку, под- вела к тусклому свету настольной лампы, пристально вглядыва- ясь в его лицо, сказала:

– Исхудал-то как! Тебя там толи не кормили?.. бедненький ты мой! Прямо потеха и только! Ты в зеркало давно на себя смот- рел? Запустил на голове волосы, сразу видно, что давно немы- тые. На бороде волосёнки торчат, на губе болячка, а почему си- няки под глазами… – дрался с кем-то?.. Можно подумать, что из тюрьмы ты явился! А мама от наших приключений занемогла

совсем. Больше лежит – у неё давление. Мы точно её в могилу загоним. Ну, чё ты стоишь и молчишь, язык отобрало?

– А что говорить?.. и чё же теперь, идти, куда глаза глядят?..

– Вот глупый! Какие глаза?! Отец обоих убьёт, если вдвоём нас поймает!

– Прямь таки и убьёт!.. меня вон десять человек хотели ухайдо- кать, как видишь, живой перед тобой стою. Перемелется – мука будет. Так всегда старые люди говорят.

– В неудачное время мы всё это затеяли, надо было ещё хотя бы годик подождать, – сказала Лариса и замолчала. Подошла к кровати, присела на краешек, печально глядя на Костю, чуть улыбнувшись, при этом лукаво прищурив свои длинные ресни- цы, что было ей очень к лицу и всегда сводило Костю с ума, ска- зала: «Теперь об этом забудь, теперь нельзя, а лучше иди до-

мой, а то не дай бог, отец проснётся, и выскочить не успеешь…».

Как вошёл Костя, будто в чужую хату крадучись забрался, так и покинул, молча, и даже Ларису не поцеловал на прощанье. «А собственно, чем бы я её целовал?!.. – когда губа никак заживать не желает!..» – подумал Костя, закрывая тихо за собой калитку. На следующий вечер, как раз была суббота, когда вся деревен-

ская молодёжь из города на побывку приезжает, Костя в полном одиночестве отправился в сельский клуб. Вначале было кино,

просмотрев которое, Костя так и не понял, что он смотрел; по- том были танцы под пластинку, пообщался с товарищами и дру- зьями в процессе чего и узнал – кой чего. Как стало понятно из разговоров, а больше обмолвок и намёков: уже и сплетни о Ла-

рисе пошли. Теперь от поклонников у неё не было отбоя: про- нюхали, что вовсе не девочка она. К тому же – такая красивая девочка, а в прошлом недоступная, а вдруг сейчас всё измени- лось совсем наоборот. Куда дорога протоптана – туда кобели

всегда и плетутся. Косте вся эта бодяга сильно не понравилась. В душу закрались сомнения, а вслед за ними нагрянула ревность, мучительно стало, – хоть иди и вешайся! Утром в воскресенье —

чего раньше никогда не делал – Костя уехал в Новошахтинск.

«Тут дома не сладко – там противно и опасно, а в середине до- рога – она милее всего для меня сейчас, – думал Костя, сидя в кресле автобуса, – можно бы было уехать на край света и забыть всё раз и навсегда…». Как не надеялся Костя избежать встречи с Лидой – не получилось: она его сама в тот же день нашла.