Фридрих Антонов - Делюн-Уранский хребет. Воспоминания, путешествия, происшествия

Праульно! Праульно!

Всем татарам – лес рубить!

Не праульно! Не праульно!

И так по каждому выгодному или благоприятному случаю жизни. Например, за словами: «Всем татарам водку пить!» (Или «Песни петь!») Разумеется следовало «Праульно! Праульно»! А после слов, что сулили менее выгодные или престижные обстоятельства, естественно звучало: «Не праульно! Не праульно!» Меня всегда поражала какая-то неистребимая жажда к сочинительству. И умение всякие шутки пересыпать острыми вставками и поразительно в рифму. Мне, мальчику, воспитанному в интеллигентной семье и приученному мамой (несмотря на отцовский аскетизм и атеистическое мировосприятие) к молитве на ночь, было интересно слушать все эти прибаутки. А обладая хорошей памятью, я часто приносил всё это в дом. И поначалу недоумевал, почему это мои родители, с каменными лицами выслушивают все мои «приношения», и явно были не в восторге от всего этого.

Я не знаю откуда их было так много в посёлке? Наверное половина всего населения. Во всяком случае ребятни, было точно половина-на-половину. Уличная школа была, надо сказать, отличная (а за «учителей» – я вообще молчу). И татарский язык, надо сказать – довольно удивительное явление. Так например, в нём есть вполне приличные названия мужским и женским интимным местам. При чём эти названия на их языке настолько приличные, что гуляющая пара влюблённых, может их свободно употреблять в разговоре между собой, не ощущая при этом никакого дискомфорта. Это было особенно удивительно, когда я пытался сравнить всё это – с нашими «трёх-этажными». Это же кошмар!

Так что, меня часто сопровождали песенки, типа:

Айда, Зингер, урманга!

Кара ила – ошарга.

Впрочем, в приведенном куплете нет ничего предосудительного:

Пойдём, Зинка, в лес!

Чёрная ягода поспела.

Надо полагать, что «чёрная ягода» это «черника», да и вообще всё самое интересное начиналось, именно после того, как Зинка соглашалась пойти в лес. И что интересно, татарский язык в смысле общеупотребительности – очень гибкий. Так например, выражение: «Потак шишкен», можно перевести и совершенно литературно, мол у «Зинки попка пухленькая». Но мне-то всё это переводила босоногая и сопленосая братва, так что было от чего прийти в восторг.

Но всё это было, когда мне было 5—7 лет и я ещё не знал жаргонной лексики. Отчего довольно часто попадал в «пиковые» ситуации: например, прихожу как-то домой и во всеуслышание заявляю: «Мишка Зайцев! Такой здоровый пацан, а слова „брат“, правильно произнести не может, – Всё, блять! Да, блять!»

А для строгих цензоров, что следят за чистотой написанного текста напоминаю, что подозреваемое вами нецензурное слово – пишется через букву «д» (а вовсе не через «т»). Я запомнил вытянувшиеся лица у отца и матери, когда я произнёс всё это. Сценка была подстать Гоголевскому Ревизору. В доме наступила гробовая тишина. Меня не ругали, не читали мне нравоучений, просто молча спустили на тормозах и всё. И через несколько дней всё забылось.

А что касается древних русел Мамакана, так несмотря на то, что их было много, в настоящее время, можно отследить – только три. Первое русло уходило влево от Мамгоры и впадало в Витим там, где Шарафутдинов вылавливал торф. Второе уходило вправо от Смольного и впадало в Витим там, где сейчас находится система озёр и болот, из которых вытекает современный Тёплый Ключ.

А современное русло – по середине между древними, прямо от Смольного поворачивает и впадает в Витим. Много позднее, когда я учился в институте, здесь на повороте у Смольного поставили плотину Мамаканской ГЭС, которая теперь обеспечивает электроэнергией всю округу, включая БАМ. Так вот, когда строили Мамаканскую ГЭС, (а строили её по методу «сухого русла») – течение реки отводили в древнее русло – в сторону Тёплого Ключа. Кстати, Мамаканская ГЭС была, в своё время, первой гидро- электростанцией, построенной в условиях вечной мерзлоты.

После возведения Мамаканской ГЭС и образования Мамаканского водохранилища, под воду ушли, и рыбные озёра, и вход в пещеру. Так что всё теперь похоронено на дне водохранилища.

Не знаю, как сейчас, а в детские годы, в окрестностях Мамакана были огромные заросли жимолости. Её ягоды созревают к середине лета. Высота кустов бывает разная и зависит, и от сорта жимолости, и от возраста кустов. Они могут быть и до пояса высотой, и выше человеческого роста. Когда жимолость созревала, мы часто бегали поесть сладкой и очень душистой ягоды.

Справедливости ради нужно сказать, что иногда попадается и кисло-горький сорт жимолости. И горечь у неё надо сказать такая, что потом долго отплёвываешься и заедаешь её сладкой жимолостью, прежде чем исчезнет неприятное послевкусие. Но это ни в коей мере не останавливало нас, от походов в лес. Сладкая и душистая ягода окупала всё.

В один из таких набегов на заросли жимолости, я отдалился от группы ребят и незаметно зашёл довольно далеко. Я двигался, постепенно раздвигая высокие кусты. Меня беспокоило большое количество мошкары. Наверное поэтому я и не останавливался на одном месте, а всё время шёл и шёл. И поначалу даже не сообразил, что чем дальше иду – тем больше становилось мошкары. И вот, отодвинув очередной куст, я увидел, что за соседним кустом стоит на задних лапах здоровенный медведь. Он обнял своими передними лапами высокий куст жимолости и деловито объедает его. А над ним вьётся туча мошкары.

В середине лета, медведь сытый и на людей, как правило, не нападает. Он оторвался от еды, поднял свою морду и внимательно посмотрел на меня. Я остолбенел. Между нами было от силы полтора метра. Очевидно, семилетний мальчишка не представлял для него опасности, а ягода была очень вкусная и он принялся дальше её объедать, не обращая на меня никакого внимания. Я осторожно отпустил отодвинутый куст, (словно отгородился занавеской), и медленно стал пятиться назад.

Отодвинувшись так на несколько метров, я повернулся и дал дёру. Я и раньше слышал, что сытый медведь любит наблюдать за детьми, а особенно за женщинами. И не нападает на них, но и не уходит, а часто держится в пределах видимости. Но когда женщины поднимают крик и шум, или начинают бить палками в тазы и вёдра, то он уходит.

Шума медведь не переносит. Но одно дело слышать это от других, а другое дело столкнуться самому, чуть ли не на расстоянии вытянутой руки. У меня ещё долго после этого тряслись поджилки. Ягодное пиршество на этом закончилось. После этого случая, мы долго не решались углубиться в лес и ходили в основном по краюшку.