Галина Громова - Бухта надежды 3. Испытание прочности

– Лён, послушай… – попытался было объяснить свое поведение Виктор, но в соседней комнате заплакал ребенок.

Только сейчас Виктор понял, что находится в своей квартире. Он удивленно осматривался, узнавая привычные предметы домашнего обихода, заодно пытаясь понять, как он здесь очутился, но требовательный плач, разносившийся из соседней комнаты, заставил его вздрогнуть. Плакал ребенок… Ребенок? Его ребенок? Но…

Виктор замотал головой, пытаясь упорядочить мысли, и непроизвольно глянул в зеркальную дверцу шкафа-купэ, занимающего всю противоположную двери стену. Этот шкаф они с Алёной заказали буквально за несколько недель до рождения малыша, подчистую опустошив кредитную карточку, и загнав себя в кабалу на целый год.

– Чертовщина какая-то… – вновь пробормотал он, только сейчас заметив, что все еще держит жену за плечо.

– Да пусти меня! Артём плачет! Ты чего? – Алёна уже не смеялась – дернулась резко и, вырвавшись, бросилась в соседнюю комнату, откуда через секунду уже раздавалось негромкое «не плачь, мой хорошенький, не плачь мой маленький».

Виктор же стоял как вкопанный посреди небольшой комнаты, заворожено вглядываясь в собственное отражение, и не узнавая себя. На него смотрели уставшие глаза на осунувшемся сероватом лице, отросшие темные волосы давно требовали похода к парикмахеру, без какого-либо следа шрама у правого виска; на плечах была старенькая потертая на сгибах кожаная куртка, постоянно расстегнутая, чтобы в случае чего легко было вынуть пистолет, а на ногах – тяжелые ботинки с заправленными в них черными джинсами, что в сочетании с камуфлированной пятнистой футболкой составляло какой-то раззвиздяйский образ. Виктор привычно потянулся к левой подмышке, но там все было в порядке – кобура вместе со своим содержимым была на своем привычном месте, почему-то от этого даже стало как-то легче, спокойнее… Хотя из-за чего ему нервничать? Все просто отлично, все просто замечательно. Рядом Алёнка с сынишкой, возится там с ним, агукает ему там что-то на птичьем языке, он дома, светит солнце, прекрасная погода… Да и вообще жизнь идет своим чередом. Разве что…

Виктор подошел к окну, и вновь яркий свет заставил его зажмуриться – словно прожектором светили прямиком в глаза. Хотя казалось бы – куда уж ярче?! На улице все было так, как и обычно – по узким дворам то и дело проносились авто, где-то пробегали ребятишки… а вон и родное отделение милиции, чуть ли не у подножья высотки, где они жили с Алёной. Что это? Никитин попытался присмотреться, что же там маячило под деревьями. Но как он не напрягал зрение, картинка никак не хотела фокусироваться.

Все завершилось как-то резко. Откуда-то раздались автоматные очереди – их Виктор распознал сразу, сразу же, словно по команде, завыли сирены скорой помощи, закричали люди, а из всех возможных щелей повалили они… Виктор даже отсюда почувствовал тот гниловатый запах, вперемешку с химическим запахом растворителя, что исходил от орд мертвяков, вмиг заполонивших улицы. И где они только прятались?

Что теперь? Куда бежать? Отстреливаться? Но у него слишком мало патронов! Нужно туда, на работу, где все его парни, где есть оружие и крепкий забор…

– Алёна! Лён! – громко позвал он жену, но та не откликалась.

Виктор резко дернул штору, пытаясь закрыть окно, словно это могло отгородить его от того ужаса, что происходил внизу, спасти его семью, но вместо этого пластиковые крючки, на которых эта штора держалась лишь полопались, и тяжелое полотнище наполовину обвисло с гардины. Никитин не обратил на это никакого внимания – да, жене это не понравится, но это не смертельно, в отличие от того, что происходило там внизу.

– Алёна, собирай вещи. Нам надо уходить! – вновь крикнул Виктор и застыл, немигающим взглядом глядя на то, как из детской комнаты покачивающейся неуверенной походкой вышла жена. Вернее то, что раньше было его женой. Изменившаяся с невероятной скоростью мертвенно бледная кожа со следами разложения, поблеклые взлохмаченные волосы, осунувшиеся черты лица и рот, замызганный стекающей по подбородку и шее кровью. Она еще что-то жевала, медленно приближаясь к оторопевшему Виктору и глядя на него своими белесыми бельмами.

– Лён… – застонал мужчина, чувствуя, как в груди словно разорвалась вакуумная бомба и пожирает все, затягивая куда-то в неизвестность. – Лён… ну почему?

Мертвячка не отвечала, только медленно приближалась, раскачиваясь на ходу как маятник и протягивая к Виктору свои скрюченные и измазанные алым пальцы. Чья это была кровь даже думать не хотелось – Виктор и так это понял. Вариантов для выбора было не много. Грудь так сжало, что даже вдох сделать было сложно.

– Лён, не подходи, – Виктор выставил перед собой в защитном жесте левую руку и инстинктивно сделал шаг назад, но мертвячка не обращала на это никакого внимания. Ее глаза смотрели на Виктора со смесью голода и ненависти, словно пожирая его глазами. Теперь Никитин понял смысл этой фразы. Слишком буквальный смысл.

Еще шаг назад. Едва не споткнулся о кресло, но вовремя сориентировался.

– Лён, я буду стрелять… не подходи, – не понимая зачем он это говорит, Виктор, выхватил из кобуры свой родной ПМ, щелкнув предохранителем. Этот щелчок словно дал отмашку зомби на атаку. Заскулив, оно бросилось на мужчину, расщепирив рот в жуткой ухмылке… Виктор не выстрелил, не смог. Только оттолкнул со всей силы то, что раньше было его женой. Тело с легкостью отлетело и впечаталось прямиком в то самое зеркало, куда еще совсем недавно вглядывался Виктор. Раздался звон разбившегося стекла, и осколки осыпались на пол блестящим водопадом. Виктор непроизвольно глянул в разбившееся зеркало, увидев там сотни своих отражений.

«Не к добру…» – пронеслось у него в голове, но времени размышлять не было – мертвяк опять поднимался, чтобы вновь наброситься на мужчину, а Виктор не мог стрелять. Хоть и выхватил пистолет, а нажать на спусковой крючок было выше его сил.

Мертвячка вновь поднялась, не обращая внимания на многочисленные порезы спины, головы и даже лица, и вновь направилась к своей цели. Виктор суетно пытался понять, как ему выбраться из комнаты, в обход зомби, но это было невозможно… Она была слишком близко, уже ее руки были буквально в нескольких сантиметрах от его лица, еще совсем недавно теплая и мягкая кожа превратилась в нечто серое и обвисшее, лучистые глаза теперь излучали потоки ненависти и ужаса… Виктор устал. Он так устал бороться, что принял, как ему казалось единственно верное решение – навсегда остаться с семьей. В любом обличье, в любом состоянии. Он отбросил ненужный пистолет и шагнул навстречу, чувствуя, как из внешнего уголка глаза скользнула слеза, защекотавшая щеку.