Ярославия Кузнецова - Отвергнутые

Пронзительно завизжав, она вскочила на ноги и несколько секунд в попытке очнуться от ночных кошмаров бешено осматривала стены своей комнаты, на миг показавшиеся чужими. Дыхание сбилось. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Сегодня этот сон преследовал её с момента засыпания. Стоило ей провалиться в дремоту, как сознание тут же отзывалось взглядом умирающего машиниста. Снова и снова она тщетно пыталась дозвониться до диспетчеров железнодорожной станции. Но телефон разряжался в самый неподходящий момент. Или нужный номер, как назло, отсутствовал в телефонном справочнике. А сейчас вот дозвонилась, но её рассоединили. Голос, который она никогда не слышала, но была уверена, что именно так он звучит, с легкой хрипотцой, будто простуженный, следовал за ней по пятам из одного кошмара в другой. И, конечно, глаза. Уж их-то она не забудет даже на пороге собственной смерти.

Юта перевела взгляд на настенные часы. В запасе у неё был час, но провести его во снах она не решилась бы даже на спор.

С кухни уже доносились приторно сладкие ароматы свежесваренного ирландского кофе со сливками. Мама тихонько звенела тарелками. Значит, сырники вот-вот будут готовы. Взвесив все «за» и «против», Юта всё же решила, что паршивое состояние никуда не денется, если продолжать держаться отстраненно от ситуации. Улыбчивая мама в ярком фартуке обычно легко скрашивает все неприятности со стороны враждебного мира. Рядом с ней, такой домашней и уютной, можно попытаться отыскать тень умиротворения.

Так, потихоньку убеждая себя в необходимости покинуть комнату, она переоделась в мягкие штаны и свободную футболку и медленно выползла на кухню, прикрывая глаза ладонью от раздражающе яркого освещения. Голова и без того раскалывалась после бессонной ночи. Не хватало еще мигрени от десятка лампочек, встроенных в шкафчики кухонного гарнитура и под потолок.

– Дочь, ты сегодня очень рано проснулась, – улыбнулась мама, продолжая лепить сырники из творожной массы.

– Башка трещит по швам, если посплю еще час, вообще, в школу не встану.

– Милая, ты сегодня и так в школу не идешь.

– Что-то стряслось?

Юта перепугалась не на шутку. Воображение нарисовало двух молоденьких лейтенантов, заковывающих её в наручники на глазах любопытных соседей, которые обязательно вывалятся из своих квартир на лестничную площадку и будут вопить и мерзко хихикать, как стая морских чаек, дерущихся за мусорный бак. Уж их-то всех наверняка несказанно порадует тот факт, что отвратительная соседка наконец-то натворила нечто настолько ужасное, чтобы её закрыли в каталажке на ближайшие месяцы. А то и годы. Для всех соседей подобный расклад стал бы наиболее позитивным.

– В городе объявлен трехдневный траур по жертвам страшнейшей катастрофы, – пояснила мама, выкладывая аккуратные творожные лепешки на раскалённую сковороду.

– По всем каналам передают одно и то же. Включи телевизор и заодно достань клубничный джем из холодильника. Скоро будем завтракать.

– Мне что-то не хочется завтракать, – вздохнула Юта, подтягивая колени к подбородку.

Привычка забираться на табурет с ногами у неё осталась с детства. Тогда мама ругала её за подобное поведение, неприсущее воспитанным девушкам. Но теперь Юта была уже совсем взрослая, а детская привычка уже не злила маму, как тогда, десять лет назад. Удивительно, как порой взрослые привычки вырастают вместе с человеком. И сколько от них не пытайся избавиться – не выйдет никогда.

– Может, ты на словах расскажешь мне, что произошло? – попросила Юта, продолжая ёрзать на табурете в поисках наиболее удобного положения.

– Дочь, у меня сырники сгорят! – воскликнула мама и щелкнула красной кнопкой на пульте. – Смотри сама!

С тихим шорохом вспыхнул экран телевизора.

– До сих пор не установлена точная информация по количеству погибших и раненых, – вещала молодая дикторша местных новостей, одетая в глухое темное платье. Её голову венчал широкий траурный ободок, похожий на плетеный венок из обугленных листьев. Вся её внешность говорила о том, насколько сильно она скорбит вместе со всей страной.

Страдания во всеуслышание всегда доводили Юту до закатывания глаз в немой эмоции сарказма. Можно радоваться всей страной, но скорбеть по-настоящему, без показушных черных цветов в одежде и фальшивых слез в уголках глаз, можно только в полном одиночестве, отгородившись дверью собственной комнаты от всего мира.

– Мам, давай переключим эту местную самодеятельность? – спросила она, не чувствуя себя готовой узнать точную информацию о количестве пострадавших.

– По федеральным каналам передают то же самое. Милая, не будь такой безжалостной по отношению к людям. Эта катастрофа случилась в нашем городе. В том поезде, наверняка, ехали наши знакомые. Ты не должна оставаться безучастной к чужому горю. В этот раз оно не обойдет тебя стороной. Я уверена, что этот кошмар, к сожалению, затронет всех без исключения.

Юта подняла голову и посмотрела маме в глаза. Та встревоженно оглядывала свою дочь, пытаясь рассмотреть в ней хоть толику сочувствия, но не увидела ничего, кроме… Волнения? Страха?

– У тебя что-то случилось? – обеспокоенно спросила она.

– Да, моя мама пытается разбудить во мне скорбь к незнакомым людям, – попыталась огрызнуться Юта, но голос предательски дрогнул.

На мгновение установилась тишина, нарушаемая только тихим шкворчанием сырников на сковороде.

– Внимание! – неожиданно громко воскликнула дикторша, заставив Юту вздрогнуть и полностью обратиться в слух. – В редакцию только что поступила информация от пострадавших, находящихся в сознании. Страшная катастрофа произошла по вине четырех подростков, испортивших железнодорожные пути. По предварительным данным известно, что среди них была светловолосая девушка.

Похолодевшими пальцами Юта, незаметно для мамы, перекинула светло-серую прядь за спину, словно это могло помочь спрятаться от окружающего мира, ставшего вмиг таким враждебным.

– Точные данные по оставшимся трём подозреваемым устанавливаются и будут переданы нашими журналистами с места событий в ближайшее время. Если вы располагаете какой-либо информацией о подростках, ставших свидетелями гибели двух сотен человек, просьба обратиться в Единую службу по короткому номеру 112. Ваша анонимность гарантируется.

На последней фразе диктор сделала акцент, повторив её дважды.

– Больше двухсот человек погибло, – прошептала Юта с нескрываемым ужасом в голосе. – Мам, больше двухсот.

– По предварительным данным, милая, – тяжело вздохнула мама. – Цифра постоянно уточняется. Я утром в новостях слышала о двухстах сорока погибших. Поиски не останавливаются. Неизвестно, скольких еще не довезли до больниц.