Евгений Грушко - Лугры

– Ну и молодец!

Мирек прошёл по лугу, касаясь ладонями высокой травы, будто бы гладил поле. Он уже предвкушал, как в этот жаркий и приятный день искупается в реке. На душе у него разливалось счастье, потому что самая красивая и заботливая лугрянка на всём белом свете живёт по соседству именно с ним.

«Либо это везение, либо я уж очень любим лесом! Что, в общем-то, одно и то же!» – думал он.

Мирек шёл по лесной тропинке и глядел под ноги, чтобы не раздавить слизней, которые беззаботно выползали из-под лопухов. А потом он вышел на поросший травой берег реки.

Речушка была не глубока, а течение её было медленно. Так что водную гладь рассекали водомерки, а у илистого дна были видны пузатые окуни, серебристые краснопёрки и многочисленные стаи мальков. Иногда можно было заметить, как в воду занырнёт юркая выдра. Или проплывёт, извиваясь, жёлтоухий уж. Да мало ли кого можно было увидеть в лесной реке!

Мирек уселся на большой камень, достал деревянную трубочку с проделанными в ней отверстиями, поднёс её к губам – и родилась мелодия, на удивление красивая и нежная. Мирек знал, что это поёт душа предка, которая живёт в дереве, из которого была вырезана дудочка. Каждый день он приходил сюда, садился на камень, и мелодия разливалась по берегам речушки. И тогда казалось, будто река и лес преображались. Речка текла быстрее и радостней, а лес протягивал к Миреку свои ветви.

– Добрый день, – вдруг раздался холодный голос.

Мелодия оборвалась. Мирек оглянулся и увидел на тропинке шмельфа. Серое одеяние полностью скрывало его фигуру. Капюшон, покрывающий голову, позволял увидеть только худое лицо, серое словно камень, и красные, налитые кровью, глаза. По спине Мирека пробежал холодок. Он много слышал рассказов о шмельфах, но ему ещё никогда не приходилось видеть их. Шмельфы вообще редко захаживали в земли лугров. Тем более с такими серыми лицами и красными глазами.

– И вам день добрый, – поздоровался Мирек, стараясь отбросить дурные мысли.

– Неподалёку деревня? – спросил серый незнакомец.

– Недалеко, – ответил Мирек.

– Большая?

Лугр пожал плечами.

– Обычная. А что?

– Очень хорошо.

Серый шмельф достал флягу из тряпичного мешочка, что висел на поясе. Чёрная кожа обтягивала её тонкими лентами, создавая причудливый узор.

– Жарко, – сказал он. – Не хотите глотнуть?

Мирек пить не хотел, тем более из чужой фляги.

– Вообще-то, нет, – ответил он.

– Ладно. Значит, деревня там?

– Там.

Серый шмельф улыбнулся недоброй улыбкой и пошёл по тропинке. А Мирек, сбитый с толку, смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду.

А потом молодой лугр встал, снял грубую рубаху, развязал верёвку на поясе и скинул штаны. И, распугав мальков, нырнул в реку. Холодная вода окутала его – и усталость от работы, и мысли о незнакомце вмиг покинули его. Он проплыл несколько метров под водой и вынырнул. Потом вылез на берег и подставил голое тело под тёплые лучи солнца. Деревья склоняли над ним ветви, шумели листвой, словно приветствовали его, а в синем небе неспешно плыли белоснежные облака. Мысли Мирека устремились за ними, он замечтался и уснул.

Проснулся он, когда ветви уже отбрасывали на лицо тень. Дуб раскачивал ветвями и шумел листвой так, словно хотел разбудить его или сообщить о какой-то опасности. Но Мирек не придал этому значения. Он оделся и поспешил домой.

Дорофей сидел на скамеечке возле кузницы.

– Извини, отец, я опоздал, – сказал Мирек, когда вошёл во двор. – Пойдём работать?

Он взял со скамейки фартук.

– Зачем? – произнёс кузнец, глядя перед собой, словно в пустоту.

– Что, значит, «зачем»? – удивился Мирек.

– Не вижу в этом смысла, – проговорил кузнец.

– Мы же меч хотели делать.

– К чему всё это?

– Ты же сам говорил, что нужно уметь защищаться.

– Мечи, подковы. А зачем?

– Да что ты заладил, зачем да зачем?! – рассердился Мирек и взглянул на отца.

Фартук из его рук выпал. Только сейчас он заметил, что глаза отца были безразличны и пусты, словно в них и не было жизни.

– Ну починим соху, будем землю пахать, – проговорил кузнец, – а лошади будут с новыми подковами. Потом ещё что-нибудь сломается. Опять починим. К чему всё это? Возимся, как мыши.

– Да какие мыши?! О чём ты говоришь? – испуганно проговорил Мирек.

– Я уже столько прожил и ни насколько не сдвинулся. Как родился в этой деревни, так и живу здесь, – проговорил кузнец.

– И хорошо, – вставил Мирек.

– Как взял в детстве молот, так до сих пор им и стучу.

– А что в этом плохого? Ты делаешь полезные и красивые вещи, тебя уважают во всей округе. Ты же сам говорил!

– А что дальше? – спросил кузнец.

– А ничего! Мы же уже живём!

– Вот и я говорю, возимся, как мыши, – отрешённо повторил Дорофей.

– Да сдались тебе эти мыши! – проговорил Мирек в недоумении.

Он оставил отца и пошёл в избу, надеясь, что мать объяснит, что произошло.

– Мама, с отцом что-то стряслось, – взволновано сказал Мирек.

– Ну и что? – отрешённо произнесла мать.

И холод ужаса окатил Мирека с головы до ног. Глаза матери были так же пусты и были словно неживые.

– Рано или поздно всему придёт конец. Так зачем же вообще что-то делать? – как бы сама себе проговорила мать.

Мирек выскочил на улицу и побежал так, словно в доме был пожар. Он хотел кричать и звать на помощь, но в округе царили тишина и безразличие. Деревня была околдована.

Мирек обошёл всю округу, зашёл в каждый дом, но везде было одно и то же: пустой взгляд и безразличие. Дядя Иштван ничего не ответил, а только равнодушно посмотрел на Мирека. Дед Бродоеш пробубнил что-то себе в бороду и полез на печку. Ни от кого Мирек так и не допытался, что же произошло в деревне. А когда он увидел Олесу, когда заглянул в её прекрасные, но равнодушные глаза, то разрыдался.

Оставался только хрулль Барнабаш, что жил в одиночестве на хуторе. Отшельником он жил уже очень давно.

Ещё в молодости он и его брат Барбандаш влюбились в дочь достопочтенного жлоблина, а пока они спорили, кому она достанется, та вышла замуж за богатого сморка и уехала жить в город. После этого Барнабаш обвинял Барбандаша, мол, это он виноват, что их любовь уехала, а Барбандаш обвинял в этом Барнабаша. В конце концов их ссора так разгорелась, что они оба уехали из деревни, подальше друг от друга. Барнабаш – на хутор, а Барбандаш – на болото. Прошли уже многие годы, но братья так и не помирились. Они продолжали сердиться друг на друга, но уже, быть может, не из-за вражды, а скорее по привычке.

Мирек брёл на хутор без всякой надежды. Он ожидал, что беда уже и туда проникла. Но когда он подошёл к покосившемуся дому с почерневшими брёвнами, меж которых торчал высохший и побелевший мох, то на крыльце увидел хрулля, тот беззаботно грыз болотный корень. И когда он увидел Мирека, то расплылся в улыбке, отогнул полу жилетки из шкуры кудришерстика и сунул корень в карман рубахи.