Евгений Грушко - Лугры

– Мирек! – радостно сказал он, вставая с крыльца.

– Дед Барнабаш, ты-то хоть в своём уме? – с надеждой спросил тот.

– А в чьём мне ещё быть? Я всегда в уме своём!

Старый хрулль улыбнулся.

– В деревне беда случилась! – сказал Мирек. – Все глазами пустыми смотрят и не хотят ничего.

– А я давно уже говорю, что мир катится в пропасть! – поддержал его Барнабаш. – Сморки забирают чужих невест! Разве это справедливо? Мир катится в тартарары, я это говорю и всегда говорил. Мало того, что сморки совсем распоясались, так тут ещё и шмельфы расхаживают по нашим лесам, словно у себя дома.

– Шмельф! – вспомнил Мирек.

– Если дело так и дальше пойдёт, скоро и гогры начнут спускаться с гор, – продолжал хрулль. – Помяни моё слово. Они спустятся и заграбастают все болота и леса. Вот тогда-то мы попляшем горную песенку!

– А что этот шмельф делал здесь? – спросил Мирек.

– Сначала о колодце расспрашивал. А потом выпить предлагал из его фляги. А я что? Я – хрулль! Мне вода ни к чему! – сказал Барнабаш и с сожалением добавил: – Хотел я ему это растолковать, поподробней, с особенным пристрастием, да только он раньше убёг.

– Куда?! Куда он пошёл?

– А леший его знает! Давай лучше чайку болотного выпьем. Я таких слизняков наловил! Ух! Пальчики оближешь! Вырвет с первого же глотка!

– Не время чай пить. Куда он пошёл?

Хрулль махнул рукой в сторону леса и сказал:

– Он пошёл вон туда! – потом подумал и добавил: – А может быть, и в другую сторону. Кто ж знает, что у этих шмельфов на уме! Я в таких вещах не разбираюсь. Вот мой братец в две секунды вычислил бы, куда он пошёл. А я не, думать – это не моё. Не люблю я это дело.

– Ладно, я пойду, – сказал Мирек.

– Куда так сразу? И чаю не попив? – остановил его Барнабаш.

– В мёртвый лес.

– К Барбандашу?

– Ты же сам сказал, что он, может, и скажет чего.

– О! Ну тогда передай ему от меня пламенный привет. Ты только обязательно передай, – сказал хрулль, – и скажи, что он настоящий осёл. Из-за него мы такую жлоблиншу упустили. Ты только обязательно передай. Так и скажи, дескать, Барбандаш, ты не хрулль, ты настоящий осёл. И ещё скажи, что для него мои двери всегда закрыты, – он почесал затылок, подумал и добавил: – Я сейчас!

Он ушёл в лачугу, погремел посудой и вскоре вышел с котомкой в руках.

– Вот! Я ему гостинец собрал. Тут подорожниковые оладьи, настой из слизняков, немного маринованных змей и жареных пиявок. И ещё он очень любит яблоки, поэтому передай ему репчатого лука, – сказал хрулль и повесил связку луковиц Миреку на шею. – Пусть пожует, чтобы ему жизнь мёдом не казалась.

Молодой лугр пробирался через заросли и весь исцарапался, а когда попал в сосновый бор, то побежал, погружая ноги в приятный ковёр мха. Через какое-то время живые деревья стали появляться реже, а мох под ногами захлюпал. Вскоре Мирека окружил серый лес. Куда бы ни падал взгляд, везде стояли мёртвые деревья. Иногда раздавалось кваканье лягушек, иногда проскальзывали меж кочек мха маленькие ужики. От болотного смрада дышать было тяжело, и Мирек ругал в душе старого хрулля за то, что тот забрался так далеко.

Когда он всё-таки добрёл до низенькой лачуги, то постучал в дверь. Но никто не ответил, только где-то проквакала лягушка. Мирек постучал ещё и услышал за дверью шарканье. Дверь проскрипела, и на пороге показался старый хрулль с безумным взглядом и взъерошенными волосами, словно пучком высохшего мха.

– Я Мирек. Вы меня не помните?

– Лугр, – произнёс хрулль и ушёл в избу, оставив дверь открытой.

– Дед Барбандаш, в деревне беда, – сказал Мирек, заходя в жилище хрулля.

– Беда?! – перебил его старец. – А здесь, стало быть, беды нет? Здесь, стало быть, всё радуется жизни?

– Все в деревне смотрят пустыми глазами, – продолжил лугр.

– Пустые глаза – это плохо, – констатировал дед, расставил руки в стороны и оглядел избу. – А у меня, как видишь, дом полон богатств.

– В деревне только ваш брат в своем уме остался, – отчаянно сказал Мирек. – Он вам передавал привет.

– И всё? – хрулль блеснул взглядом.

– Нет, ещё вот это, – сказал Мирек и снял сумку с плеча.

Барбандаш сразу же переменился в лице, пристально посмотрел на ожерелье из луковиц на шее гостя, подошёл к нему и одну луковицу оторвал, потом посмотрел на нее и сказал:

– Ну, хоть мой брат и того, – он покрутил пальцем у виска, – но всё же вспомнил обо мне.

После сказанного он откусил половину луковицы вместе с кожурой и принялся жадно жевать.

– Яблочки – что надо! – наконец проговорил он.

Мирек смахнул землю со скамейки и сел за стол, на котором с одного края лежали травы и коренья, а с другого – стоял помятый жестяной котелок. Он положил котомку на стол. Барбандаш заглянул в неё и, заметив бутылку, округлил глаза.

– Настой?! – радостно спросил он.

Он живо достал сосуд, вытащил зубами пробку и выплюнул её на пол, принюхался и сказал:

– Ну точно! Из слизняков!

Он запрокинул бутылку, сделал несколько глотков и выдохнул с таким выражением на лице, будто у него сейчас глаза вывалятся из глазниц.

– Ну и гадость! – проговорил он, снова опрокинул бутылку и сделал ещё несколько глотков.

Вновь выдохнул и сказал:

– Прямо-таки невозможная мерзость!

Потом он отдышался, отплевался – и спросил гостя, но уже дружелюбным тоном:

– Так о чём ты там говорил?

– Я говорю, в деревне беда, лугры работать не хотят. Говорят, мол, какой в этом смысл, всё равно рано или поздно придёт конец, – сказал Мирек.

– Чему придёт конец? Работе? – не понял Барбандаш и оторвал ещё одну лукавицу от связки.

– Всему, – безнадёжно пояснил Мирек, снял связку с шеи и положил её на стол.

– Так-так-так, – протараторил Барбандаш, – всему придёт конец.

Он ещё откусил от луковицы, но уже не так жадно и задумался. А в следующую секунду его будто осенило, и на его лице изобразился ужас.

– О леший! – прокричал он. – А ведь и правда всему придёт конец! Что же нам делать?!

Хрулль схватился за голову и забегал по комнате. Мирек насторожился. Он вспомнил, как говаривали о том, что на болото лучше и носа не показывать, так как в здешних местах можно враз сойти с ума.

– Ладно-ладно, я пошутил, – успокоил его Барбандаш и тут же принял серьёзный, почти героический, вид.

Он положил руки на пояс и принялся расхаживать по комнате широкими шагами, будто хотел измерить её длину.

– Значит, говорят, придёт всему конец. Очень интересно, – говорил он с расстановкой, – а если конец придёт, значит, было начало. А начало чего? Начало конца, стало быть. А начало конца – это, мой дорогой, полнейший абсурд! – Барбандаш остановился, внимательно посмотрел на Мирека и продолжил: – Отсюда следует, что они не правы. Что и требовалось доказать! А теперь выпьем грибного чайку!