Павел Галандров - Сапфировый кондор. Детективно-политический трактат

Сидя в душной коллекторной подсобке, Касатин старался хотя бы сейчас понять, что он больше всего стремился получить от жизни. Перспектива размозжить голову в приступе отчаяния об одну из этих влажных каменных стен заставила журналиста прокрутить в памяти свои сокровенные мысли, чувства и переживания. «Возможно, больше у меня не будет времени для подведения итогов пройденного этапа, а может и всего своего бренного существования, – с грустью думал он. – Чего я достиг? Поиск, бесконечный поиск неизвестных даже мне вещей, погоня за невидимой целью, романтические грезы и тупая вера в собственную значимость… И как результат – работа, на которой я все больше деградирую, друзья, которые все больше воспринимаются как конкуренты в погоне за счастьем, личная жизнь, которая… отсутствует, чего там себя обманывать… Есть ли у такого человека будущее? Оно должно быть, если он себя изменит. Если он восстанет против окружающей серой повседневности…»

Касатин с надеждой посмотрел на небо за стальными прутьями. Оно манило его, как манило бы задиристого мальчишку, мечтающего стать летчиком-истребителем и покорителем воздушного пространства. Виктор медленно поднялся и, собравшись с прилившими к телу силами, дерзко посмотрел вокруг. Взгляд его остановился на грязных досках, невзрачно лежавших в углу. Касатин уже придумал, как он сможет попытаться выбраться из этой западни.

Глава 19

Центральный променад был основным местом отдыха жителей и гостей суетной столицы. Несколько фонтанов причудливых форм и очертаний, чередующихся с цветочными клумбами, альпийскими горками и тополиными аллеями, придавали этому месту, расположенному в сердце Эллизора, особый шарм и успокаивающую привлекательность. Променад был подобен неожиданно расцветшему оазису посреди железобетонной и асфальтовой пустыни.

К одному из входов в парковую зону неслышно подъехал черный джип. Тут же, словно вынырнув из преисподней, рядом с машиной оказался человек в черном костюме. Он суетно, но боязливо приблизился к автомобилю и остановился около пассажирского окна.

– Ну и как это могло произойти? – Брюс сидел в кресле, пронизывая подчиненного одновременно холодным и огненно-испепеляющим взглядом.

– Мы делали все возможное. Наш человек под видом таксиста должен был перехватить его у ворот кладбища, однако непонятно откуда вынырнул этот, другой. Мы отправились за ним, но потеряли на одном из перекрестков, мерзавец обдурил нас. Будь уверен, Брюс, мы его выследим, и он получит сполна.

– Меня волнует не столько этот таксист-мерзавец, сколько журналист. Возможно, они работают вместе. А не исключено, что кто-то пытается устранить этого русского до того, как он попадет к нам в руки.

– Стоит ли так суетиться? Мало ли в какую кучу этот репортеришка мог вляпаться по приезду сюда? Если его уберут до нас, то этим только облегчат нашу же работу. Не придется брать на себя ненужную ответственность…

– Йозеф, тебе шляпа не давит на черепную коробку? Думают здесь другие люди, не лезь не в свое дело. То, что нас обставляют неизвестные нам конкурирующие группировки – уже повод насторожиться и бросить все силы на их поиски. Еще неизвестно, для чего им нужен журналист. Хотели бы прищучить его – уже давно бы это сделали, тут что-то серьезнее.

– Я дал указание, наши бойцы на машинах и вертолетах прочесывают районы, с оптическим снаряжением можно различить любые фигуры на улице. Номер этого такси мы срисовали, в случае обнаружения сядем на хвост. Пока это все, что в наших силах.

– Придется потрудиться, Йозеф. Гаулеру важно заполучить его живым и, желательно, невредимым. Выполняй!

Стекло задвинулось, и джип неторопливо отъехал от тротуара.

В то же время в другой части города, на улице Вирчи, раздался телефонный звонок. Отставив чашку эспрессо, Джаспер Линст нехотя взял трубку.

– Редакция «Глобального полета», Линст слушает.

– Говорит «Легионер».

– Да, слушаю вас! – Джаспер тут же оживился и подал корпус тела вперед, поближе к телефонному аппарату.

В течение минуты он молча слушал распоряжения, по-солдатски выпрямив спину, после чего проговорил:

– Хорошо, я сделаю. Буду на месте через час, потом отвезу его к себе домой. Буду осторожен как никогда. Можете на меня положиться.

Глава 20

Касатин схватил одну из досок и осмотрел ее на свету. Она была закругленной формы, довольно тонкая в диаметре, но крепкая на ощупь. Ее длина составляла около метра. «Как раз подойдет», – облегченно прошептал журналист и стал рассматривать другие доски, сложенные на полу. Отобрав еще одну – такой же длины и степени прочности – Касатин снял с себя рубашку, промокшую от влажного воздуха и обильного пота. «Жаль, что я в школьные годы недолюбливал подтягивания на канате, сейчас, наверное, буду жалеть», – поймал он себя на мысли, после чего расстелил рубашку на полу. Ее нижние углы он привязал к одной из досок настолько сильно, насколько только мог, чтобы завязанные узлы не соскользнули с дерева. Взяв доску за противоположный конец, он поднял ее и протиснул в решетчатый люк на потолке. Верхняя часть рубашки оказалась снаружи, после чего ее рукава, проскользнув по одному из стальных прутьев, свесились обратно внутрь «склепа». Таким образом, оба края рубашки с привязанной к ним деревянной балкой, а также оба рукава были прямо над головой Касатина.

Он подпрыгнул, поймал болтавшиеся в воздухе рукава рубашки и привязал их ко второй доске. Теперь перед ним висело два примитивных аналога того самого нелюбимого им каната, скрепленных его сорочкой, переброшенной через отверстие в люке.

Касатин размял кисти рук, глубоко выдохнул и оттолкнулся от земли. Он ухватился одновременно за две доски, чтобы создать равновесие и не разорвать ткань рубашки из-за чрезмерной нагрузки на одну из сторон. Перебирая руками, он пытался подняться как можно выше и зацепиться за решетку. Так было проще докричаться до прохожих и освободиться. Дерево сильно терлось о пальцы, «награждая» за усилия кровавыми ссадинами и заусенцами, однако Виктор сильно нервничал и не чувствовал боли. Он почти достиг желанной цели, оставалось только протянуть руку… Тут раздался тихий треск разрывающейся ткани, и белые рукава вместе с доской и вцепившимся в нее журналистом полетели к земле. Конструкция не выдержала в самый последний момент. Касатин рухнул на землю, больно ударившись затылком, и уставился искрящимися от отчаяния глазами наверх, где в эту секунду под облаками проносилась стая перелетных птиц. «Счастливые существа, причем даже не понимают своего счастья», – как будто говорил взгляд пленника.

После того, как боль в голове немного утихла, он стал соображать, как поступить дальше. Железная дверь не поддавалась, поэтому ему во что бы то ни стало надо было добраться до люка и попытаться понять, как он открывается. Виктор судорожно схватил одну из валявшихся на полу досок с привязанными остатками рубашки и разломал об колено на несколько частей. После этого сложил отломанные части в форме шалаша. На конус гипотетически можно было поставить ногу. Но высоты этой пирамиды не хватало, поэтому Виктор соорудил несколько «шалашей» разной высоты и поставил их друг за другом, чтобы по ним можно было подняться как по лестнице. Постепенно взобравшись на самую высокую фигуру, Касатин почти достал потолка. Он слегка подпрыгнул, шаткая деревянная конструкция под ним с хрустом развалилась, но Виктор успел зацепиться за решетку. Подтянувшись, он увидел небольшой, но массивный засов, закрывающий люк. Попытка дотянуться до него не увенчалась успехом – кисть руки не пролезала между прутьев на нужное расстояние. В этот момент вторая рука, влажная от пота, соскользнула, и Касатин повалился на свой мини-макет индейской деревни, на этот раз ударившись копчиком. От усталости и нервного перенапряжения у него отключилось сознание…