Павел Галандров - Сапфировый кондор. Детективно-политический трактат

На самом деле в эти месяцы в жизни дизайнера произошли самые судьбоносные встречи и переломные события. Она всецело была поглощена новой интересной работой.

Именно тогда Доротеи удалось попасть в группу дизайнеров, которой предстояло заняться разработкой проекта нового стиля президентских апартаментов в Эвженском дворце. Дело в том, что главный центр государственной власти и символ бывшего имперского величия только снаружи выглядел эталоном монументальной красоты. Внутри дворца для реставраторов, архитекторов, дизайнеров и строителей было необъятное поле для деятельности. За последние 200 лет каменные стены неприступного гиганта стали свидетелями множества эпохальных и кровопролитных событий. Мятежи императорской гвардии, революционные потрясения и отречение монарха, долгое правление Франца Винтерлиса, приход к власти тщеславного реформатора Кнауша и, наконец, инаугурация президента Феррантоса – все это так или иначе отражалось и на судьбе дворца. На протяжении долгих лет после свержения монархии он пребывал в запустении, поскольку расценивался как образ тиранического правления, как память о тех «ужасных временах, когда в гостиных и спальнях этого зловещего замка монарх-самодур со своими приближенными решал за весь народ, куда стране двигаться дальше» (как было зафиксировано потом в историческом Обзоре, опубликованном Министерством социалистического просвещения). Кнауш им тоже редко пользовался, он отдавал помещения дворца под выставки и немногочисленные конференции. Но Люстон Феррантос всегда испытывал тайное восхищение этим местом, вдохновлялся его величием, неприступностью, строгим и суровым изяществом. Поэтому вскоре после прихода к власти он повелел привести внутреннее убранство дворца в достойный вид. Не стремясь восстанавливать залы, существовавшие при императорах, новый лидер хотел создать неповторимый стиль, сочетавший в себе и пышное наследие старинной архитектуры, и современные элементы, удобные для жизни и работы.

После нескольких месяцев творческого созидания реставрация была завершена. Феррантос остался доволен результатом, особенно ему приглянулся его будущий кабинет, оформленный с элементами ампира, модерна и даже неожиданными вкраплениями конструктивизма. Тем не менее, такое, казалось бы, невероятное перемешивание стилей смотрелось на редкость оригинальным и удобным для жизни. Президент даже пригласил к себе группу дизайнеров и архитекторов, создававших его кабинет, чтобы лично поблагодарить их за вложенные усилия и хорошую фантазию. Среди приглашенных оказалась и Доротея – самая яркая и привлекательная представительница группы. Она уже одной своей манерой поведения и чарующим взглядом серо-голубых глаз покорила сердце еще молодого и неженатого лидера государства. Через полгода состоялась их помолвка…

Положение первой женщины страны и кумира миллионов поклонников, невероятный взлет судьбы и небывалые возможности вскружили ей голову, и она на время забыла о своей коллекции. Но спустя три года она случайно наткнулась на след пятой серебряной фигурки. Ее нашли среди обломков взорванного особняка известного афганского террориста. Доротеи удалось договориться и выкупить этот предмет без особых проблем, поскольку полиция Афганистана была поглощена более актуальными для нее проблемами. После этого она заполучила из Управления полиции и первые найденные статуэтки. Ее коллекция состояла уже из пяти фигурок, не хватало лишь двух. И теперь перед орлиным взором коллекционерки предстал шестой долгожданный элемент – серебряный силуэт Одри Хепберн в образе милой и неподражаемой принцессы Анны из знаменитых «Римских каникул» Уильяма Уайлера. Он был выставлен на торги собирателем изящных произведений искусств из Лиона, который, в свою очередь, выкупил ее у одного марокканского миллионера, бывшего когда-то членом подпольного синдиката и помогавшего деньгами и оружием фронту ПОЛИСАРИО. Статуэтка лежала на атласной подушке, рядом высилась крупная фигура холеного аукциониста.

– Десять тысяч фиртов – начальная цена! – механически произнес он, едва сдерживая зевоту. Кто-то в зале протянул руку, затем другой, затем – еще один… Доротея ждала, когда конкурентов останется поменьше.

– Тридцать пять тысяч! Кто больше?

«Наверное, пора!» – решила Доротея и подняла указательный палец.

– О, новая участница! 40 тысяч фиртов! Кто-нибудь предложит 50?

«10 тысяч долларов? Сомневаюсь, там не настолько много серебра…» – подумала она про себя, как вдруг услышала:

– 50 тысяч – участник в девятом ряду! Торги продолжаются!

Доротея даже вздрогнула от неожиданности. Только сейчас она поняла, как запросто столь необходимая для нее вещь может ускользнуть из рук навсегда. Она повернулась назад, вглядываясь в тех, кто сидел в указанном ряду. Молодой человек с густыми каштановыми волосами, легкой небритостью и в немного помятой одежде сидел с поднятой правой рукой. Доротея бросила на него дерзкий вызывающий взгляд, который бросают спортсмены на соревнованиях в спину обогнавшим их конкурентам. Затем она резко повернулась и вздернула палец.

– 60 тысяч!

Зал, сидевший все это время тихо и безучастно, слегка оживился.

– Отличная цена, малисса! – кивнул в ее сторону аукционист, но взглянув на зал, восторженно крикнул: – О, маср в девятом ряду предлагает 70 тысяч! Какая баталия!

Доротея чуть не вскрикнула от злости, но сдержала себя и медленно подняла руку вновь.

Постепенно цена на серебрянную Одри дошла до 100 тысяч фиртов. Это было эквивалентно 20 тысячам долларов. Мало кто из присутствовавших на аукционе мог ожидать подобных битв за довольно заурядный для Вишневой гостиной экспонат. Наконец, аукционист огласил заветные 100 тысяч, предложенные рычащей от злости блондинкой из первого ряда, и уставился на молодого человека. Почти весь зал смотрел в ту же сторону. Тот, в свою очередь, в задумчивости постучал пальцами по подбородку, несколько раз тяжело и многозначительно вздохнул и отрицательно покачал головой, изобразив при этом на лице гримасу величайшего огорчения.

– 100 тысяч! Нет больше желающих? 100 тысяч – раз! 100 тысяч – два! 100 тысяч – три! Продано очаровательной малиссе в первом ряду!

Чувство ненависти к конкуренту сменилось в душе Доротеи чувством невероятного удовлетворения победой. После окончания аукциона она встала, оформила необходимые документы и направилась к выходу. Теперь ей оставалось отыскать только статуэтку Грейс Келли, которая, по слухам, была где-то в самой Сантории.

Глава 26

В небольшом сквере, отделявшем здание биржи от центральных ворот, выводящих на проспект, проводилась временная выставка начинающего, но перспективного санторийского фотографа. Изображения невольно привлекли внимание Доротеи – на них можно было разглядеть всю грацию и глубину окружавшей человечество фауны. Животные на фотографиях были запечатлены в момент движения, в те мгновения, когда нервное напряжение из звериного нутра достигало апогея. Морда гепарда с горящими глазами, приготовившегося к прыжку на очередную наивную антилопу, бегущая галопом лошадь с играющими на теле жилами и мускулами, отчаянная львица, закрывающая от охотников своего испуганного отпрыска, только начавшего нелегкий жизненный путь в таинственных прериях… Серо-голубые глаза с грустью и участием смотрели на эту трогательную сцену. «Бедная мать… Пусть даже и львица… Как же я ее понимаю. Даже немного завидую – по крайней мере, в отличие от меня, у нее есть, кого защищать», – невольно пронеслось в ее голове, и Доротее стало невыносимо больно. Ее положение, честолюбивые мечты, светские условности так и не позволили ей всерьез задуматься о создании семейного очага, о рождении детей, о полноценной счастливой семье. Образ жизни ее и Люстона целиком состоял из какой-то навязанной игры, их личная жизнь была закрытая для обсуждения тема, однако запреты порождают небывалые соблазны, поэтому в Сантории, не смотря ни на что, все негласно обсуждали подробности отношений правящей четы. Президент и его молодая супруга действительно любили друг друга, но еще больше они любили самих себя. Доротея стремилась покорять публику своими вечерними туалетами, создавала движения, организации, фонды. В ее комнате над письменным столом соседствовали портреты леди Ди и Коко Шанель. Она стремилась сочетать женское обаяние, отменный вкус и политическую работу.