Вилма Яковлева - Прогулка за Рубикон. Часть 3

«Тамам», – ответил я, поскольку выхода у меня не было. Только из этого трактира можно было незаметно наблюдать за домами, окружающими площадь с северной стороны.

Стол у окна был свободен. Я выглянул в окно и действительно увидел тень от минарета. Она падала на стену из прижавшихся друг к другу шестиэтажных глиняных башен, как бы приклеенных к горному склону. Которая из них дом Фатха?

Во дворе с грохотом ополаскивали помойные ведра.

За длинными столами и на корточках вдоль стен, подобрав юбки, сидели до зубов вооруженные мужики и ели кур, разрывая их руками.

Повар орудовал в грязнущей рубахе навыпуск.

Хозяин предложил мне сальту, огурцы и курицу. Его голова была замотана кефией-арафатовкой, толстый живот перевязан сафьяновым поясом, а из-за пояса торчал традиционный кинжал. Прямо Тартарен из Тараскона. Очень колоритно.

Я взял миску сальты и стал в ней потихоньку ковырять. Это была та самая еда, которая, по меткому выражению Чехова, требует много водки. Водки у меня не было. Я незаметно хлебнул из фляги джин.

В четыре часа тень минарета упала на глинобитную стену сочно-коричневого цвета с узорчатыми проемами окон.

И тут раздались автоматные очереди. Я инстинктивно присполз под стол. На полу валялись остатки еды и патронные гильзы. Да, холостыми здесь не стреляют.

«Если стреляют длинными очередями – значит, от радости, – спокойно сказал хозяин, – у Махмуда сын родился».

Я жестом пригласил хозяина к своему столу. «Скажите, чей это дом?» – я прочертил пальцем дугу от миски до интересующего меня дома. «Почему он вас интересует?» – хозяин удивленно поднял брови. «Я собираюсь снимать фильм о Йемене, и сам Господь указывает мне на то место, где должны развернуться события. Видите, как легла тень от минарета?». Хозяин заметно оживился. «Это мой дом. Я его недавно купил. Сейчас там никто не живет. Очень удобно снимать фильм».

Утратив всякую бдительность, я пошел на пролом. «Скажите, а у этого дома есть история?» К моей радости, хозяин принял более непринужденную позу и стал рассказывать, похлопывая себя по животу. «Этот дом – прибежище несчастья. Во времена имама там жил один из самых уважаемых людей города. Его звали Фатх. Он ушел и не вернулся. Его сын погиб во время гражданской войны. Тяжелое было время. А вот внук недавно вернулся с Севера с большими деньгами. Не знаю, чем парень там занимался. Он ничего не умеет, только стреляет хорошо. Он продал мне этот дом и купил другой. В Таизе. Город быстро отстраивается на деньги Саудии, и там сейчас много красивых домов. Есть что купить. Но, говорят, парень остался без денег и подался куда-то в Хадрамаут. Его видели по дороге из Сеюна в Шибам».

Значит, Таиз или Шибам. Таиз по дороге в Аден. А Шибам у черта на куличках.

Спрашивать больше было не о чем, кроме имени бывшего владельца дома. Им оказался Айдид Фарах. Как и следовало ожидать.

Вспомнился старый еврейский анекдот: «… здравствуйте, Абрамович». «Откуда вы меня знаете?» «Я вас вычислил».

Я перевел взгляд на улицу. Там, наискосок от второго окна трактира, стояла женщина, пытаясь заглянуть вовнутрь. За мной опять следили.

– А можно осмотреть дом? – спросил я у хозяина, убиравшего с соседнего стола посуду.

– Конечно! Мой сын вам его покажет, – у хозяина не мелькнула и тень сомнения. – Али! Иди сюда!

Быстро доев сальту, допив из фляги джин и оставив на столе хорошие чаевые, я отправился через площадь в «дом несчастий». Женщины, промелькнувшей тенью, нигде не было видно.

Сопровождающий меня веселый паренек лет десяти безостановочно что-то говорил по-арабски, а я ему улыбался и согласно кивал головой.

Войдя в дом, я сразу понял «секрет» небоскребистости йеменских домов: в основе дома-башни лежала несущая пирамида. Вокруг нее по спирали закручивалась лестница.

На первом этаже еще сохранился запах курятника.

Мы поднялись по глиняной лестнице на второй этаж. В одном углу – очаг, в другом – свалены огромные корзины. Дырка в потолке. На камнях очага – горшки и чайник.

На третьем этаже начались жилые комнаты, примерно три на четыре метра.

На четвертом этаже весь пол был завален мусором. Подождав, пока Али взбежит на следующий этаж, я принялся ворошить ногой кучу бумаг. Все они были исписаны арабской вязью.

Неожиданно мне на глаза попался фирменный бланк с дублирующей английской надписью. Это был бланк риелторской фирмы по адресу в Таизе. Подняв глаза к потолку, я сунул его в карман и отправился вслед за Али на пятый и шестой этажи, а оттуда на крышу.

На крыше все было перемотано бельевыми веревками, а по центру торчала телевизионная антенна. Я прошелся по периметру крыши, поглядывая вниз. Оказалось, что во внутренних дворах, невидимых с улицы, прятались зеленые огороды.

Больше тут делать было нечего.

Я поблагодарил хозяина трактира и записал номер его телефона. Подошел Хайдар, и мы рванули из Манахи с крейсерской скоростью.

Дорога совсем опустела. Мы петляли среди нагромождения голых, сухих холмов. Ближе к горизонту они покрывались синевой и сливались с небом.

За очередным поворотом два гигантских грифа сидели на туше дохлой козы.

От выпитого джина хотелось спать, но сюрреалистичность окружающего мира не давала закрыть глаза.

Мы быстро скатывались к прибрежной равнине с красивым названием Тихама. Воздух казался сладким и спускался с покинутых нами гор прозрачным шелковым платком.

Спуск становился все круче и круче. Я был уверен, что мы вот-вот сделаем сальто, но обошлось. Хайдар был отличным водителем.

И наконец, горизонт, скрытый до того нагромождением холмов, широко распахнулся во все стороны.

Перед нами простиралась огромная равнина, прорисованная до самого горизонта невысокими холмами и впадинами, поросшими чахлой травой. Далеко впереди парили огромные облака Красного моря. Все казалось огромным, первобытным и опасным.

Это была Тихама, каменистая равнина вдоль побережья Красного моря. Самая жаркая и сухая часть Йемена.

Стемнело. Сразу же стало грустно. Нет большего одиночества, чем в машине на закате дня.

Из дневника Эдда Лоренца

В Ходейду мы прибыли за полночь.

Гостиница, в которой я остановился, находилась на берегу моря. Поднявшийся ночью ветер громко хлопал какой-то дверью, но, как потом оказалось, это были рыбацкие лодки, бьющиеся друг о друга вдоль старых причалов. Наверное, из-за этого равномерного стука мне приснилось путешествие на йеменском доу – парусном судне древности. Я следил за погрузкой в трюм керамических сосудов с кокосовым маслом, тюков с вяленой рыбой, йеменского холодного оружия в ножнах ювелирной работы. Потом я вместе с отважными купцами набирал в ювелирных рядах красные и черные кораллы, поделочные и драгоценные камни, готовые ювелирные изделия и помогал им укладывать все это в кожаные сумки стоящего тут же каравана верблюдов.