Геннадий Денисов - Полевой дневник

Яркий свет в кабине машины виден вдоль реки далеко-далеко. Белые горы, окружившие долину, своими вершинами подпирают черноту звездного неба. И только на самом севере, из-за кромки водораздела, начинают выплескиваться зеленые волны Северного Сияния…

Весна – это улыбка природы. В мае все насыщено звуками. Что-то шуршит, булькает, свистит и звенит. Тонкие языки ручейков слизывают с почерневших кочек сахарные хрусталики снега. Стрелы тальника зарозовели и гибко распрямившись, подставили солнцу набухшие комочки почек. Стволы лиственниц напитали янтарным соком ветви, взорвавшиеся нежно-зеленой хвоей. Теплый ветерок перекатывается по долинам, заигрывая с промерзшими за зиму скалами на склоне водораздела. Сладкий запах оттаивающей земли щекочет ноздри молодого лопоухого лося, застывшего в зарослях тальника. Солнце щедро разливает золотое тепло, и его лучи искрятся на тонких льдинках в прозрачных окнах лужиц. Небо, огромное и бездонное синее небо, по заснеженным вершинам стекает в озера и реки. С хрустальным звоном осколки льдин осыпаются в воду. Утробно ухает оседающая наледь. Дробь дятла задорным эхом разносится по долине.

Апрель выдался снежный. То хлопья валили «с десертную тарелку», то крупой шуршало по брезентовой крыше палатки, или мело так, что белого света не видно. На высокой речной террасе Сули-Дюна, где мы решили строить базу, сугробы выше колена, замучились дорожки протаптывать между палатками. Впрочем, строительству это не особо мешало, поскольку строевой лес рос прямо здесь, на террасе, таскать из далека не нужно – завалил листвяшку, сучья обрубил – и в дело. Несколько каркасов под шестиместные палатки мы построили довольно быстро – жить-то где то нужно. Потом построили баню – немного ниже по речке, около изгиба русла, в надежде, что там будет улово, и, распарившись в баньке, можно будет «занырнуть» в прохладную речную водицу.

Две недели без перерыва весь световой день жужжали мотопилы, ухали падающие деревья и стучали топоры на месте будущей геологической базы. Все это время мы дальше чем на 200–300 метров не отходили – и снег глубокий и работы много. Следы Уралов, на которых мы сюда добрались, уже давно засыпало снегом и занесло метелью – вокруг нехоженая тайга, заснеженная река, пасмурное небо да белый склон сопки за нашей террасой.

На майские распогодилось. Ночью облака куда то разбежались, под утро вызвездило, но не похолодало, как обычно. Волны теплого воздуха покатились с верховий Хунхады заполняя долины. Сугробы сразу как-то подсели и покрылись ледяной коркой. Солнце, выпрыгнув из-за хунхадинских водоразделов, обрушилось потоками тепла и света, отразилось радужным сиянием в каждой льдинке. Выбравшись из палатки можно было ослепнуть (и в прямом и переносном смысле) от великолепия этого утра.

Первомайский праздничный завтрак организовали на «свежем воздухе»: сколотив столешницу, установили ее на два пенька у бровки террасы, вместо стульев – чурочки, брезентовое автопокрывало заменило скатерть. Праздничный стол «ломился» от вкусностей: предварительно размоченная сухая картошка поджарена на масле, омлет из яичного порошка, сухого молока и говяжьей тушенки украшен зеленым горошком, банки консервированных огурцов и помидоров, румяные ландорики, а во главе стола – бутылка армянского коньяка.

Подняв тосты за «Мир, Труд, Май» долго сидели за столом, нежась на солнышке, вспоминая разные житейские истории и обговаривая планы на предстоящий полевой сезон. На какой-то момент разговоры иссякли и, вдруг, с низовий долины докатился странный звук – то ли эхо выстрела, то ли наледь ухнула. Места здесь безлюдные, до ближайшего населенного пункта километров 150, не меньше. Дорог нет никаких. Кто мог стрелять, если это вообще выстрел? Может оленеводы? Но, по такому снегу куда пойдешь? Наст – олени не пойдут, ноги побьют. Стада стоят на месте. Может охотники? В общем, поселилось в душе какое-то беспокойство.

Покопавшись в огромной куче нашего полевого снаряжения, сваленного здесь же на берегу вперемешку с продуктами (склад-то еще не построили), я нашел новые охотничьи лыжи. Приладил к ним ременные крепления «под валенок», пропарафинил имеющимися свечками и решил все же сходить к устью Сули-Дюна «в разведку». Всего-то километров 7–8, судя по карте. Компанию мне составить никто не мог, поскольку лыж – одна пара. Мужики разошлись по палаткам подремать «с устатку» – день то выходной. Закинув свою ведомственную одноствольную «ижевку» на плечо, я двинулся вниз по речке.

Несмотря на глубокий снег идти было легко, наст держал широкие лыжи почти не проваливаясь. Отойдя около километра от базы, которая только скрылась за поворотом, я снял телогрейку – тяжело и жарко – в КГЛке поверх свитера вполне комфортно. Вниз по долине русло ручья расширялось, горы отступали, и их не было видно из-за леса, которым поросли террасы. Склон левой террасы, с густым строевым лесом, круто обрывался в русло, а правая – невысокими уступами, покрытыми редким разнолесьем уходила на юг.

Километра через три вышел на наледь. Ручей пропилил во льду глубокий извилистый каньон стены которого светились разного оттенка голубыми красками, а кристально чистая водная струя металась по вылизанному ложу ныряя в темные гроты и проскакивая под ледяными мостами. Со стен каньона с хрустальным звоном соскальзывали длинные ледяные кристаллы, копьями вонзались в поток, который шипя от злости уносил их по извилистому желобу. Вся поверхность ледяного поля была покрыта лужицами талой воды в которых отражалось голубое небо. Зрелище просто завораживающее. Сняв лыжи и закинув их на плечо, я пошел вдоль террасы по краю наледи, стараясь не попадать валенками в лужицы. Увы, несмотря на все мои старания к концу наледи ноги все равно были мокрые. Да, собственно говоря не только ноги, я весь был мокрый от пота, поскольку аккумулировал на себе весь солнечный свет отраженный от чисто белой поверхности наледи. Пришлось снять и куртку и свитер, обвязав их вокруг талии рукавами. Ниже наледи идти становилось все тяжелее – наст уже не держал, лыжи проваливались в мягкий, водянистый снег и я начал задумываться, не повернуть ли обратно. Хотя уже и до устья не далеко, всего пару километров. Скальные обрывы левого борта Хунхады, расположенные как раз напротив устья Сули-Дюна хорошо просматривались, рыжея на белом фоне.