Элайджа Бунн - Бремя ошибочного мира

– Милый принц, – произнесла она сладострастным голосом, наполненным вульгарными нотками и цинизмом, – я заждалась вас. Мое тело пылало еще сильнее, чем те глупцы, что пытались встать у вас на пути в Пискисе. Неужели только я могу оценить весь ваш потенциал по достоинству? – наполнив оба бокала, она подошла к Бэззеру и протянула один из них ему.

Девушкой, которой допускалось так вульгарно вести себя наедине с принцем, была дочь сэра Теодора Гидэна, Генриетта Гидэн. Ее отец уже давно продумал блестящую партию, главной фигурой которой была его несравненная дочь. Министру финансов было нетрудно подвинуть конкуренток своего отпрыска, которые были намного симпатичнее и привлекательнее ее, на задний план. Однако даже на фоне некоторых служанок эта мадемуазель выглядела невзрачно, из-за чего она не чуралась прибегать в обольщении принца не только к сладостному смеху и задушевным разговорам, но и более низменным способам получить его расположение к себе. Разумеется, никто не запрещал им спать до бракосочетания, однако выходки Генриетты временами были столь откровенны и на людях, что это невольно вызывало недоумение у ближайшего окружения принца и довольную ухмылку на лице отца девушки.

Сам же принц снисходительно относился к подобному. Бэззер прекрасно знал себе цену, а также почему и зачем юная леди так ведет себя с ним. Впрочем, не сильно чурался этого. Сделать своей невестой дочь богатого и уважаемого приверженца Короны было неплохим решением. К тому же Бэззер прекрасно понимал, что даже если он осмелится предать пару клятв с другой женщиной, кою найдет более красивой, чем его пассия, то серьезных изменений в их отношениях не произойдет. Разумеется, девушка закатит ссору, но даже скандалом это будет трудно назвать. В конце концов, все вернулось бы на круги своя, как, к слову, было уже не раз, ведь если вопросы чести воина и правителя всерьез волновали принца, то к вопросу верности по отношению к своей избраннице он относился весьма прохладно.

– Твое присутствие здесь в данный момент неуместно, – принц нарочно подбирал самые неэмоциональные слова в разговоре с девушкой в противовес ее наигранной страсти и пылу.

– Не будь так строг со мной! – с обидой в голосе ответила она, хлопнув его ладонью по груди. – Я же вижу, что за печаль тебя гложет, – теперь ее ладонь нежно поглаживала доспехи Бэззера, опускаясь все ниже по его торсу.

Показательно пройдя мимо Генриетты, принц подошел к окну и сделал пару увесистых глотков из бокала.

– Ничего ты не понимаешь, – хмуро произнес он. – Я похороны матери пропустил. Пропустил треклятые похороны, чтоб их! – его кулак врезался в стену, оставив после себя опаленную вмятину. – А ты мне про печаль говоришь. Твой отец позвал меня на сегодняшнее собрание с моим отцом. Они все еще намерены чесать языками и разглагольствовать по поводу того, что творится в мире. А так не видно?! Стоит пройти несколько кварталов от центра Столицы, и в голове сразу же сложится картина, все ли в порядке с этим миром! А ведь там, на окраинах материка все еще хуже. Люди гибнут ни за что. Они думают, что Король увидит их страдания и примет меры, но ему плевать. Он лишь тоскует. Конечно, и его можно понять, но разве он имеет право забывать о своем долге?

Недоуменно похлопав глазами, Генриетта попыталась выдавить из себя хоть сколько-нибудь связную мысль:

– Я не думаю, что это такая уж проблема… – пролепетала она. – Даже если Кэрит не видит беды в происходящем, то ты решишь все вопросы, когда настанет твое время, дорогой.

– Когда настанет мое время, – сдерживая гнев, произнес Бэззер, – будет уже слишком поздно, неужели ты не понимаешь? Это же очевидно! Необходимо действовать, а не собирать заседания чиновников в тронном зале!

– Хорошо, – раздраженно ответила она. – Я передам отцу, что ты отверг его приглашение.

Девушка вышла вон, оставив Бэззера в одиночестве, которого он так желал в этот вечер. Поставив бокал на стеклянный стол, он потер грязные пальцы на руке, что были измазаны пеплом и сажей. Этой рукой он трогал останки костра, на котором было сожжено тело его матери меньше суток назад.

– Но, Мой Господин! Те бунтовщики, они заслужили высшую меру наказания! Нет, не только они. Их семьи и друзья, все, кто мог бы их остановить, но не сделали этого, – упитанный министр, важно расставив руки в стороны, горланил на весь тронный зал.

– Я уже сказал, что мы не станем рубить головы, – король Кэрит, восседавший на невысоком пьедестале из красного дуба, повелительно взглянул на присутствующих в зале вельмож. – Мой отец часто рассказывал мне, к чему может привести жестокость правителя. Впрочем, в его словах не было нужды. Мне, еще будучи мальчиком, было достаточно просто взглянуть на ту землю, которой когда-то правил мой дед, чтобы понять, как важно не потерять рассудок, надев корону на голову. Власть опьяняет, но не король страдает от этого, а те, кто находятся под его покровительством.

– Ваше Величество, мы прекрасно понимаем, почему вы не хотите проявлять излишнюю жестокость, – вперед вышел высокий мужчина с густыми бакенбардами, разодетый в сверкающий фрак. – Мы ценим и уважаем это. Но эти люди осмелились захватить несколько городов и провинций на полуострове Пискис и заливе Темпес. До прибытия туда личного состава Бэззера вместе с самим принцем эти люди грабили военные лагеря и убивали гвардейцев. Вы не обязаны прощать такое.

– По-вашему, оставшаяся жизнь в заточении без возможности увидеть родных и близких – это прощение, сэр Теодор? – лицо короля исказилось в презрительной усмешке.

– Думаю, мой коллега хотел сказать, – в словестную баталию вновь влез пухлый министр, – что факт отсутствия в королевстве смертной казни вот уже третий десяток лет несколько… расслабил население. Разумеется, в некотором смысле так и должно быть, но простому люду все же стоит иногда показывать силу Короны, как это делает ваш сын.

– Сэр Уильям, – Кэрит мгновенно осадил выскочку взглядом. – Когда и как показывать свою силу, Корона будет решать сама.

– Да, Повелитель, – упитанный вельможа поклонился настолько низко, насколько ему позволяла его объемная талия. – Как скажете.

– Что ж, думаю, на этом заседание окончено, – уже более вальяжно произнес король, разведя руки в стороны и поднявшись со своего трона.

После этих слов все, кто находились в тронном зале, поклонились Кэриту и тут же покинули помещение. Монотонный топот ног эхом разлетелся по коридорам королевского особняка. Худощавый вельможа размеренным шагом шел мимо величественных картин, изображавших членов королевской семьи, но его эстетическое наслаждение было быстро прервано: