Анна Рунцо - Драконаполис. Первые искры

Подчас такие находки меняли представления об устоявшихся и не подвергавшихся сомнению исторических фактах. Севе посчастливилось прославиться в своей среде, написав блестящую докторскую. Со временем она превратилась в научно-популярный бестселлер. В двадцать семь его имя было известно в узких научных кругах даже за рубежом. Он сотрудничал с несколькими солидными изданиями, а уж на телевидении его так полюбили за молодость и ироничный стиль, что он в последнее время всё чаще отказывался от участия в телепередачах, замечая, что начинает повторять свои остроты в ответ на одни и те же вопросы.

В деньгах он не нуждался, тем более что мог совмещать свои путешествия по Европе с поездками на конгрессы и конференции, за которые сам не платил. Курортный отдых его мало интересовал. Он со вкусом одевался – хотя гардероб был невелик, он обходился пятью дорогими рубашками тёмных цветов и неяркими брюками схожего между собой кроя. Носил он всё это с расслабленной вальяжностью поэта Серебряного века, придавая современной одежде некую вневременную театральность. Он вообще был довольно экономен. Дорогая кофемашина, добротная одежда, мебель, посуда и вкусная еда – вот и все его слабости. В остальном он вёл довольно скромный образ жизни. И вот, внезапно этот избалованный, утончённый тридцатипятилетний молодой человек решил устроиться работать в школу. Не на кафедру Сорбонны, не ведущим программы на телевидении, а в обычную московскую школу, хоть и престижную частную. На вопросы коллег отвечал, что хочет чувствовать биение молодой жизни, питаться нестандартными идеями, а не вращаться среди закоснелой пожилой публики, неспособной пересмотреть свои взгляды и привнести что-то новое в науку. Внешне альтруистический поступок был на самом деле весьма амбициозным планом по воспитанию мыслящей молодёжи. Сева планировал потрясти сами основы образовательной системы, ни черта в ней, в общем-то, не понимая. Хотя, если уж мыслить широко, идти бы ему преподавать в обычную муниципальную школу, какую он и сам закончил – там такие же молодые пытливые умы. Как ни странно, такой вариант ему в голову даже не пришёл. Да и расположенные к нему коллеги и друзья сразу бросились подыскивать для этого пресыщенного оригинала вариант получше и попрестижнее. Когда несколько школ вежливо отказали ему в трудоустройстве, он удивился, но нисколько не возмутился и не обиделся. Если бы его когда-либо останавливали отказы, он бы не был тем, кем стал. Пришлось задействовать обширные связи, чтобы получить место учителя истории в школе на Алексеевской. Его пожилой коллега, посодействовавший в этом, предложил кандидатуру Севы, когда срочно нужна была замена – его предшественник умер в зимние каникулы и нужно было найти нового учителя истории в считаные дни.

В свой первый рабочий день, не сомневаясь в успехе, но всё же приятно нервничая, Сева вошёл в учительскую за двадцать минут до своего урока. Комната была довольно просторной – светлые стены, зелёные тяжёлые шторы на окнах. На стенах никаких портретов или картин. Несколько шкафов с методическими материалами, аккуратно расставленными за стеклянными дверцами. Только столы преподавателей давали представление о его будущих коллегах: на одном был брошен журнал по садоводству, на другом лежало сложенное вязание. Самым захламлённым было рабочее место справа у окна. На нём громоздились неровные стопки рабочих тетрадей с изображением бурлящих колб, ещё там валялся халат, чистый, но с прожжённой на груди дырой. За этим столом восседал молодой мужчина. Он был похож на викинга: рыжеватые длинные вьющиеся волосы, борода, богатырское телосложение, разве что ростом невысок. Кроме него в комнате больше никого не было. Не колеблясь, Сева занял пустой стол напротив: тоже у окна, только левее.

– Сева, – протянул он руку бородачу. – Буду преподавать историю средним и старшим классам.

Викинг улыбнулся в усы и пожал ему руку своей лапищей.

– Влад. Химия. Это Вы вместо нашего Никонора Владимировича? Жалко мужика. Зелёный змий сгубил. Дети его любили.

– Что с бородой? – Сева опустил глаза на опалённый кусок бороды, решив, что ещё успеет узнать печальную историю своего предшественника.

– Экзотермическая реакция, – ответил Влад мрачно.

– Опасная у Вас работа. И часто такое случается?

– Постоянно, – проворчал новый знакомый. – Я раньше даже прихватку держал в лаборатории, чтобы тушить возгорания. Но эти обормоты прозвали меня Хагридом. Как назло, свидание сегодня. Попробую записаться к своему мастеру – заодно укорочу. А то не ровён час не то что Хагридом – Гэндальфом станут называть. – Влад с улыбкой подмигнул.

В таком духе они ещё немного поболтали, пока обоим не пришло время отправляться на урок. Сева уже почти не волновался. Ещё ни разу не было, чтобы его аудитории было скучно.

Класс был небольшой – всего человек двадцать. Подростки выжидающе смотрели на Севу.

– Меня зовут Всеволод, – начал он, рассматривая лица учеников. – Вы мне должны будете помочь. Я занимаюсь историей и преподаванием давно, но с такой молодой аудиторией ещё не работал.

Двадцать пар глаз продолжали равнодушно изучать его.

– А как Ваше отчество? – поинтересовалась девочка в очках, сидящая за первой партой рядом с дверью.

– Я думаю, имени вам достаточно, – отмахнулся Сева, смутно подозревая, что сокращение дистанции с учениками может быть не такой уж хорошей идеей. – Я вижу, вы начали изучать времена правления Петра Первого. Может, вкратце поделитесь вашими мыслями о пройденном? Странное слово «пройденное». Что это такое: прошли и забыли, уроков не извлекли? «Прошлое» уместнее звучит.

Сева поймал себя на том, что начинает умничать и разговаривать сам с собой. Вероятно, учителя как-то иначе ведут урок, не отвлекаясь на лирические отступления. И голос у них, наверное, бодрый и деловой, они не говорят мягким расслабленнным баритоном, как поэты на творческом вечере.

Задние ряды засуетились, не зная, чего ожидать от высокого молодого мужчины в очках в простой оправе и с непривычной для преподавателя творчески взлохмаченной причёской – волосы падают на глаза и закрывают уши. Девочки отметили у нового учителя тонкие черты немного вытянутого лица. Даже припухлости под глазами хотя и придавали ему немного утомлённый или болезненный вид, в сочетании с молодой чуть смуглой кожей почему-то делали его лицо интересным и загадочным. Он казался человеком с богатым внутренним миром и, возможно, скрытой печалью. Кто знает, почему маленькие изъяны во внешности придают некоторым людям особенную привлекательность.

Зашелестели перелистываемые страницы. Модные девицы за первыми партами уверенно встретили Севин испытующий взгляд и с делано скучающим видом откинулись на спинки стульев или небрежно подпёрли подбородки тонкими руками.

Читать дальше