Хасан Цечоев - Нарт-орстхойский эпос вайнахов

Услышав сказанное, Сеска Солса остался сидеть на месте, пригвожденный горем.

– Эй, что стало с тобой? – произнесла удивленная Жербаба. – Ты потерял цвет лица и стал как воск. Не ты ли Сеска Солса? Кто не видел – да не увидит, кто видел – пусть больше не увидит его!

– Я и есть Сеска Солса, – сказал он Жербабе и ушел со своими орстхойцами не только из села, но и из того края.

С тех пор их никто больше не видел.

Комментарии У. Б. Далгат

«Героический эпос чеченцев и ингушей». М., 1972, стр. 330. Сказание записано Д. Д. Мальсаговым на ингушском языке в 1964 г. со слов И. X. Мальсагова, уроженца сел. Гамурзиево Назрановского района ЧИАССР. Сказитель слышал это сказание от Патархана Куциговича Арчакова в 1920 г.

1В описании благодатного времени особый интерес вызывает представление о безветрии; этот же признак благодатного времени запечатлен и в ингушском предании «Магал» (ССКГ, вып. VIII, 1875, стр. 15).

2Намерение нарт-орстхойцев совершить разбой под сенью гостеприимства, по понятиям горцев, величайшее преступление.

Там, на закате солнца, где дальний Мингитау 1у поднимает к небу свои белые груди, близко к тому морю, что вечно бьет прибрежные скалы своими черными, как ночь, волнами, жили в старину нарты – Эрхстуа. Злые то были богатыри, завистливые на чужой достаток; нападали они на мирных людей, не пославши им вперед вести о войне, отнимали у бедняков их последнее достояние. Не почитали нарты Эрхстуа и Сердцеведца, за это не дал он женам их плодородия. Было нартов только шестьдесят. Не благословил он их стада: от овец их рождались серые волчата, бурьяном дарили их поля, и мясо в их нартском котле о сорока ручках обращалось в вонючую падаль.

– Куда пойдем мы в набег за добычей? На три раза семь дней в пути кругом наших жилищ земля стала серой пылью от копыт наших нартовских коней: четыре раза десять и

один день надо нам ехать по пеплу сожженных нами селений; два раза округлит луна свое лицо, пока доведется нам услышать человеческий голос, – так говорил товарищам-нартам разведчик их, хитрый Батоко Ширтяха, хитрый проныра, сумевший построить себе повозку из меди и спуститься на ней до седьмого адского дна.

И так продолжал он свою речь:

– Есть в восточной стороне среди лесистых гор и зеленых долин пещера. В нее загоняет Колой-Кант на ночь свои овечьи стада. Несметны его богатства. Но и силой с ним никто из живущих не может сравниться. Я не хотел бы видеть поднятую над нашими головами его вражескую руку.

Ему с гневом отвечал гремящим, как гром, голосом сильный Солса, князь нартов Эрхстуа. Слова о несметном богатстве Колой-Канта разожгли его жадное сердце.

– Молчи, Батоко Ширтяха, сын раба-чужестранца, – сказал он. – Мы приняли тебя как товарища, но презираем как труса. Знай: мы, нарты, никого не боимся, и нет никого из

живущих под солнцем, кто был бы сильнее меня. Веди нас немедля к пещере Колоя, коль знаешь дорогу.

Молодым ушел Колой-Кант из тех мест, где жил его род – тухум; безбородым мальчиком ушел он в неведомые леса и погнал с собою только семь овец, но впереди овец

шел старый козел, вожак стада, сильный смелый козел, одаренный разумом человека, а на тучных пастбищах, под охраной козла-вожака, овцы плодились несметно. Пищей Колою служило лишь мясо годовалых очец, питьем молоко; соли, волнующей кровь, и перебродившего питья, туманящего ум, никогда не вкушал он. Не видал женской прелести, ослабляющей тело… Могучий, кроткий, спокойный – был любимым слугой Сердцеведа.

– Враги идут на тебя, господин мой. Готовься защищать себя, свое богатство свое от злах, жадных нартов Эрхстуа, – сказал Колой-Канту его вещий козел, страж его стада.

Отвечал козлу Колой-Кант:

– Кто может напасть на мое белое стадо? Кто б ни пришелко мне, я приму его как гостя и как для гостя ничего не пожалею для него.

Темной ночью тихо подъехали нарты Эрхстуа к пещере Колоя; шли кони их волчьей поступью по траве, пробирались лисьей пробежкой меж ветвями кустов. У скалы,

закрывающей вход в пещеру, сошли нарты с коней, и все шестьдесят стали отодвигать скалу с места, упираясь в нее могучими плечами; до колен ушли ноги в землю; но скала не

сдвинулась и на ноготь.

– Вот приехали враги твои, господин, и хотят силою ворваться к тебе, – сказа Колой-Канту его вещий козел, вожак его стад по тучным лугам.

Отвечал Колой-Кант:

– Не верю я, чтобы то были враги: я зла людям не сделал. Я впущу их в сам в мою пещеру; приму их как гостей и свято соблюду обычай: ни в чем не отказывать гостю.

С этими словами встал Колой-Кант и тихо толкнув скалу рукой, легко отодвинул ее от входа… Ужаснулись могучие нарты, и в страхе отступили к своим коням.

– Войдите, путники, – молвил им ласково хозяин стада, – да будет приезд ваш на пользу вам и мне на счастье!

Но не захотели свирепые нарты войти гостями в жилище Колоя. Молча сели они на коней и уехали, не ответив ни слова.

– Дадите ли, нарты, мне десятую долю богатств Колоя, если я научу, как захватить их? – спросил хитрый разведчик Батоко Ширтяха, хитрый проныра Ширтяха, сумевший

спознаться с алмас, зеленоокой великаншей, лесной красавицей, одетой лишь своими волосами, злой страшной ведьмой, пожирающей грудных младенцев.

Крепкое нартское слово, нарушив клятву, дали нарты Батоко Ширтяхе, что ему отделят они десятину всех богатств Колой-Канта. Тогда молвил им хитрый знахарь-разведчик:

– В лесах быстрой Аргуни живут великанши-алмасы. Красивейшую из них я пошлю к Колой-Канту, чтобы она очаровала его женской прелестью и лишенного силы отдала в

ваши руки. Через три луны, три недели и три дня приезжайте в пещеру Колоя, там буду я вас ожидать.

У входа в пещеру, отпустив стада свои на пастбище, сидит Колой-Кант. И слышит он плач женщины в глубине леса; рыдания женские тревожат его кроткое сердце. И идет он

на голос. Перед ним – красавица. К скале прислонясь, стоит она, и слезы горными ручьями льются меж пальцами ее белых рук.

– Кто обидел тебя, женщина?

– Нарты, злодейское племя Эрхстуа – мои враги. Отец мой и мать, и все родные мои убиты ими, только я одна спасла свою жизнь, но заблудившись в этом лес, гибну теперь голодной смертью.

В пещеру свою ввел богатырь Колой предательницу, отогрел у огня ее тело, подкрепил ее пищей и сладким молочным питьем. Веселым огнем загорелись тогда

зеленые, словно глубокие озерные воды, очи алмас, жарким пламенем пахнуло на богатыря от ее золотых волос.

– Кого положил ты, господин мой? Кого обнимаешь ты, целуя и прижимая к сердцу? То – не женщина из рода людского, то – злая, коварная алмас, отродье бесов, – сказал

Колой-Канту его вещий козел, возвратившийся со стадами в пещеру; но не внял Колой-Кант его слову: не внял и убил своего верного слугу, ударив о камень.