Михаил Небрицкий - Грош

– Что это?

– Нигерийские найры.

– Откуда? И зачем они тебе?

– Камин топить, а то холодно сегодня.

Я никак не мог понять, правду ли говорит хозяин или нет. Откуда у него столько купюр и где он их взял? Достав бутылку, поскорее направляюсь на кухню. Точнее даже не кухня, а целая столовая. Посреди комнаты огромный дубовый длинный стол, и в углу, словно маленькое пятнышко на фоне огромного зала, невзрачный дедок поджигает огонь под чайником.

– Вот ваш виски – словно официант обратился к хозяину.

– Спасибо, давай сюда. Ты ж не будешь?

– Нет, благодарю.

– Ну, и правильно. У тебя-то с сосудами пока всё хорошо. А вот мне врачи рекомендовали. Ты не стой, присаживайся, хочешь – телевизор включи. Пульт на столе.

Я не спешил включать огромную плазму, расположенную над холодильником из опасения, что она будет мешать нам разговаривать. Необычно видеть современную технику в готическом интерьере. Как по мне, здесь должен стоять камин, или какие-то орудия инквизиции, но нет. Вполне-таки уютная кухня с несколькими статуями горгулий, выполненных, наверняка, из пластика. Больше всего меня интересовало, что этому человеку от меня нужно, но задать такой вопрос будет крайне не тактично, потому я решил зайти издалека.

– Так откуда вы меня знаете? Мы раньше встречались?

– А, ты про то, что я имя твоё назвал?

– Да.

– Тебе одну ложку сахара или две?

– Одну, пожалуйста.

– Хорошо. Так вот, значит, лично мы не встречались, кажется, но мой помощник сказал мне, что тебя зовут Виталик.

– Помощник?

– Да, я послал его разузнать о тебе побольше. Поскольку я должен понимать, кому передам такую нешуточную силу.

Старая морщинистая рука с грязью под ногтями сняла с его шеи какую-то цепочку с кулоном, положив её на стол передо мной.

– Что это?

– Саескан.

– Саескан?

– Да, саескан. Сорока по-татарски.

– Красивый. – Из вежливости я сказал про кулон.

Медленно методично размешивая сахар в чашке, старик понемногу добавлял в чай алкоголь. Звон ложки одиноко звучал в огромном пространстве, постепенно накаляя обстановку.

– Ты, Виталик, ему тоже понравился.

– Кому?

На этот вопрос дед принципиально промолчал, заставляя меня самому найти на него ответ. Вроде бы он ещё не пил содержимое своей чашки, а уже несёт какую-то ахинею. Но мне кажется, что сейчас тоже лучше промолчать и внимательно послушать старца, который, сбросив с себя лохмотья, уже перестал быть похожим на бродягу. Теперь мне на фоне всего этого он казался кем-то на подобии мудреца, мыслителя. Сосредоточенный взгляд, спокойные размеренные движения и задумчивое молчание.

Сделав глубокий глоток, мужчина сжал губы, проглотив жидкость, затем томно выдохнул и, уловив мой внимательный взгляд, начал повествование.

Случилось это в 1989ом году. Олег Григорьевич, как оказалось – так звали старика – с экспедицией отправился в Крым. Он тогда был доцентом одной из кафедр на Ист. Факе, в столичном университете. Они с группой студентов отправились на практику к месту, именуемому в истории как Баба-Даг – древний татарский город-крепость. Прибыв туда, группа расположилась в уже разбитом лагере, где и провели неделю раскопок. Было это 8 июля – жаркой летней ночью, когда комары то и дело мешают спать. Олег Григорьевич долго не мог уснуть, решив встать по нужде. На небе светила, как он утверждает, полная луна, и вдруг он заметил странное свечение немного выше на горе, похожее на свет фонаря, но только красного. Ему пришла мысль, что это кто-то из студентов решил покинуть лагерь чтоб устроить пьянку в ночном лесу, и поторопился в сторону огня. Самое интересное, что свет этот не шевелился и не двигался, а просто, словно ствол, устремился в небо, выходя перпендикулярно из поверхности подножья горы. Подъём занял около десяти минут, но когда он всё же поднялся, то очень сильно удивился. На том месте никого не было, а свет густым ярким лазерным лучом пробивался из-под земли. На его пути не было преград: ни листья, ни деревья – он пробивал их насквозь, не отбрасывая тени. Доцент подошёл поближе к источнику. Когда он поднёс руку к пучку света – тот легко просвечивал и её, но самое интересное – он ничего не ощущал: ни боли, ни жжёния. Лишь едва уловимое тепло. Оказалось, что свет пробивал и почву, из-под которой он исходил, потому учёный стал активно копать землю руками, без каких-либо инструментов, ведь ничего с собой не брал. Копал он долго, около минут сорока. Несколько раз уже было хотел бросить, но интерес к тому, откуда же всё-таки исходит данный луч не позволял остановиться. Весь потный, грязный, с огромными мозолями и царапинами на пальцах он всё-таки нашёл этот самый источник на глубине около полтора метра под землёй. Стоило ему добраться до находки – излучение тут же прекратилось. Ею оказалась, на тот момент, непонятная серебряная фигурка в виде креста в круге, один из концов которого выходил за пределы окружности и оканчивался крючкообразно. По центру креста был инкрустирован какой-то огранённый камень, издавая красные блики от света луны. Восторг захлестнул мужчину, и тот принялся выбираться из ямы, но через секунду его тело было словно сковано. Он упал в сырую землю и его начало трясти. В следующий момент он потерял сознание. В этом состоянии он очутился в каком-то непонятном месте. Осенний лес с жёлтыми листьями. Но не этот горный лес, где он нашёл ювелирное изделие. Это была равнина, где он чувствовал прохладный осенний ветер, долго не понимая, где находится.

Вдруг перед ним, словно из-под земли, выросла низкого роста фигура – сутулый старик с длинной до земли бородой и узкими глазами. Худощавой рукой он опирался на самодельную, вырезанную из дерева клюку, постепенно маленькими шагами подходя к Олегу. Внезапно на ту самую руку ему приземлилась сорока. Старик поднёс птицу к губам и стал ей что-то шептать на непонятном языке, время от времени повторяя: «Саескан». Затем старик замолчал, и сорока, повернув клюв к археологу, открыла клюв и каркнула так, что звук этот разошёлся эхом по всему лесу, и в тот же миг сознание мужчины поднялось высоко над деревьями. Он не видел своего тела, а лишь наблюдал за лесом с высоты птичьего полёта. Его почему-то понесло к какой-то деревне. Это было не современное селение, а какое-то старинное, с домами, крытыми соломенными крышами, плетёными заборами, скотом во дворах. Самое главное – он видел людей в необычной конопляной и шерстяной одежде. Это был явно не ХХ век. Похоже, сознание учёного перенеслось во времени: ни проводов, ни транспорта – ничего этого в деревне не было. Лишь кони и самодельные повозки, на которых небрежно сложены мешки с солью. Но самое интересное – с огромной высоты он видел светящиеся точки, находящиеся в посёлке на расстоянии друг от друга. Они похожи на звёзды, которые обычно располагаются на небе, только здесь они наоборот покрывали землю. Помнится ему, что эти точки его жутко манили, и он стал их словно зазывать к себе. Спустя мгновение он снова находился в том самом лесу, где перед ним стоял тот самый старик, но теперь уже, помимо птицы, в руке он держал горсть монет – больших, круглых, из разных металлов, в основном из серебра и меди. Дед снова говорил что-то непонятное птице, где снова мелькало то самое слово. И пусть мужчина не совсем понимал этот язык, он чувствовал, что дедок хвалит пернатого. На этот раз, когда дедуля замолчал, сорока снова повернулась к Олегу, но на сей раз, резко взмахнув крыльями, она полетела прямо к его лицу, от чего он мгновенно очнулся, обнаружив себя на рассвете в раскопанной ночью яме. А самое главное – это тот самый серебряный крестик, который он сжимал в тот момент в грязной руке. Особенно рубин, так мистически блеснувший от первых лучей солнца. И тогда он понял, что нашёл эту вещь неспроста. И луч света, что издавала штука был на подобии маяка, позволяя найти и откопать её.