Михаил Небрицкий - Грош

Однако, один местный криминальный авторитет Бармолей всё-таки каким-то образом прознал о состоянии скромного московского доцента, и решил, как говорилось в то время, «наехать», видя в преподавателе дойную корову.

Но вот во всех городах у Олега Григорьевича были не только квартиры. Уж очень он любил помогать местным бродягам и другим обездоленным, в том числе – матерям-одиночкам, вышедшим из тюрьмы зекам и другим, нуждающимся в помощи. В ответ, те были ему очень благодарны. И настолько благодарны, что в один прекрасный вечер помогли «решить вопрос», убрав такую вескую помеху. Тогда никто не мог и подумать на скромного историка, списав это убийство на обычную криминальную разборку за сферы влияния. Тем не менее, историк, опасаясь мести, всё же переехал сюда в Одессу, где и засел до сих пор. Чем он здесь занимался всё это время – он не рассказывает, но говорит, что работал…

– Так, а почему вы вдруг решили отдать эту вещь мне? Вам надоело жить безбедно?

– Она сама выбрала тебя.

– Она?

– Сорока.

Далее уже молчал я, пристально устремив взгляд на собеседника.

– С начала года во время этих «полётов» меня периодически относило к тебе, против моей воли. Сначала я не понимал, что это значит, но такие переносы участились, и я видел всё, что ты делаешь. Я видел, как ты ходишь на работу, в университет, видел где и как ты живёшь. Несколько раз даже меня относило весьма не вовремя, и мне приходилось наблюдать те моменты твоей обыденной жизни, которые смотреть мне не особо хотелось. Понимаешь о чём я. Ну, дело-то молодое, в наше время тоже такое делалось, вот только вслух о таком не говорилось, да и «источников вдохновения» в наше время практически не было. Единственное, что у меня было – это портрет Аллы Пугачёвой на стене.

– Давайте не об этом.

– Так вот. Дело в том, что пару месяцев назад доктор мне поставил диагноз, который в моём возрасте весьма неблагоприятный. Склероз стенок сосудов, плюс сердце уже не то. До этого я несколько раз падал в обморок, и похоже, что птичка теперь подыскивает себе уже нового хозяина. Так что, бери.

В моих руках рубин зловеще блеснул красным огнём.

– Вы говорили про своего помощника. Почему вы ему не отдали его?

– Да если б я мог, думаешь, я отдавал бы его сейчас малознакомому парню, которого едва знаю? Коля хороший парень и я б с радостью отдал ему этот «талант», но не признаёт.

– Кто?

– Не признаёт его птица. Сколько б не старался сжимать эту железяку мой друг – не получается у него ничего. Потому, ты давай попробуй. Если у тебя не получится, то дам тебе денег на такси, и выпровожу отсюда.

От рассказов деда мне стало страшно сейчас опробовать эту штуку. Я никогда в такие вещи особо не верил, и если честно, считал тогда это всё разводом, но обстановка в квартире наводила на мысль, что такой результат можно достичь лишь долгим тяжёлым трудом, либо воровством, либо получением наследства.

– А, можно я дома попробую?

– Нет, конечно. Если она у тебя не сработает – ты пойдёшь и сдашь её в ломбард за две бутылки пива. Так что, или пробуй здесь, или забудь о нашей встрече.

Стиснув зубы, я сразу закрыл глаза, чувствуя глубокое волнение. Стало тяжело дышать, а мозг просто отключился, стараясь ни о чём не думать. И вдруг я резко сжал пальцы, через секунду очутившись в небе. Чувствовал себя на удивление легко. Никакого ветра при взлёте, никакого шума в ушах. Я видел и слышал всё, что происходило внизу. Возможно, примерно такую картину видят люди после смерти, когда душа покидает тело. С неба больше не капал дождь. Даже чувствовался запах мокрой травы. Ощущение, будто веду аэросъёмку дроном. Я не чувствовал органов, конечностей, но я мог легко перемещаться, стоило мне лишь захотеть. Грубо говоря, я отталкивался силой мысли, не чувствуя сопротивления гравитации. Мог переходить из одной плоскости в другую. И, разумеется, как и говорил дед, я видел те самые звёзды под собой. Они просто светились на фоне ночного города ярким белым светом. Одна, через три квартала другая, а вот на той улице третья. Гуще всего эти точки виднелись в районе рынка Привоз. Это, похоже, кладезь, где за день расторопные торгаши могут небрежно обронить до двадцати гривен мелочью, и потому я поспешил туда. Между мной и этими «звёздами» ощущалась некая связь, будто нас притягивало друг к другу. По крайней мере – меня к ним точно тянуло, потому я тоже решил их, как бы подтянуть поближе, но в тот же миг я очнулся сидя за тем самым дубовым столом, где передо мной уже красовалась горка монет и даже несколько гривневых бумажек.

– Молодец. Ну, как? Не умер?

– Нет – с радостью, подобную той, которую ощущал в детстве, ответил я.

– Вот и славно. Бери тогда себе.

– С-спасибо.

Я тогда ещё до конца не осознал, насколько я теперь стану другим. Что меня ждёт и как круто повернётся моя жизнь.

– Только это не всё, друг.

– А что ещё?

– Есть ряд правил по использованию данного средства.

– Каких?

– Ну, во-первых, всё это время, пока ты будешь пользоваться саесканом, ты должен работать.

– В смысле?

– Ну, у тебя есть работа? Где-то ж работаешь?

– Ну, да, я ж тренер.

– Вот, так и продолжай. Дело в том, что сорока ленивых не любит. И потому не получится ничего не делать, а только собирать «дань» с Мира. Ты обязательно должен чем-то заниматься. Быть трудоустроенным. Понимаешь?

– Да, понимаю.

– Второе: ты никогда не должен пытаться при помощи денег «обойти правила». Понимаешь о чём я?

– В смысле коррупция?

– Правильно. Молодец. Умный парень. Не пытайся откупиться от ответственности или как-нибудь ещё играть не по правилам при помощи денег. Никогда! Слышишь?

– Слышу, а что будет, если так сделать? Эта сила исчезнет?

– О, здесь всё намного хуже. Если ты пренебрежёшь этими двумя правилами, то к тебе явится тот самый старик-татарин. И отлупит тебя своей деревянной клюкой как вшивую собаку, при этом, ты не сможешь ничего сделать.

– Да ну.

Разумеется, после того, что случилось со мной минуту назад, я похоронил остатки своего скептицизма и готов теперь поверить во всё, что угодно, но старый дед, способный меня одолеть – это уже нонсенс.

– Не веришь? Ну, тогда вот! Посмотри!

Старик расстегнул рубашку и обнажил спину. На коже выражено представлен уродливый шрам, нанесённый словно не простой деревянной палкой, а раскалённым стальным прутом: «Убедился?».

Да уж. Мне, честно, не ловко спрашивать, за что он в своё время так получил, да и не моё это дело, но ощутить на себе подобное мне не хотелось бы ни в каком возрасте.

– Ещё, помимо правил, могу дать ряд рекомендаций, как теперь устроить свою жизнь. Тем более, что ты мне сейчас жутко напоминаешь меня в твои годы, потому, я уверен, что ты столкнёшься с теми же ошибками, что столкнулся в своё время я.