Сергей Петушков - Бриллиант «Dreamboat»

– Как выглядит?

– Мужик тёртый, опасный. Круглый, как колобок, невысокий, но чувствуется: барин. Одет прилично, культурного из себя строит. Лица не разобрал: темно было, и котелок низко надвинут, на самые глаза. Голос такой… простуженный, как будто. Подловил меня одного, как так вышло – ума не приложу. Говорит вежливо, но словно бритвой режет. Струхнул я тогда, хоть и не робкого десятка. А он всё не отстает: найди брильянтик, только смотри, утаить не вздумай, на морском дне сыщу. Ну, послал я ребят на Лентуловскую улицу, только сгинули они, и ювелир сразу исчез, как ветром сдуло.

– Когда встречался с этим неизвестным благодетелем?

– Три дня назад, у трактира Солодовникова, на Казинке, только там его никто не знает, я справлялся.

– Как договорились связываться?

– Сказал, сам меня найдёт. Как брильянт добудем – так и найдёт.

– Что стало с тем купцом и барышней, у которых бриллиант отняли?

– Я там не был, но, думаю, известно что – на нож. Кто ж свидетелей оставляет, – сказал бандит и сам испугался сказанного.

– И кто такие ты не знаешь? – иронично произнёс Северианов, нежно поглаживая спусковой крючок дамского пистолетика. Главарь затрясся.

– Думаю, из благородных дамочка, от большевиков бежала с фамильными побрякушками, да не свезло…

– Пленные кто? – Северианов кивнул на Жоржа и Настю. Шок – вот то состояние, в котором они находились, характеризуя медицинским термином – «общее расстройство функций организма вследствие психического потрясения, положение, граничащее с кратковременной потерей сознания». Настя, вероятно, как раз чувств лишилась, и если бы Жорж не поддерживал ее, опустилась на пол, съехала по стене вниз, выпала из жуткой реальности.

– Чего от них надобно?

Щека главаря навязчиво и стыдно задёргалась: унизительное положение было непривычно, хотя и не совсем ново: когда-то ему часто приходилось бывать в шкуре униженного, запуганного и забитого. И ведь не так много воды с тех пор утекло, только напомнить теперь про то не мог никто: тех, кто знал – уже нет на свете, сам же он предпочёл крепко-накрепко об этом забыть, вымарал из памяти и очень надеялся, что навсегда. Но нет, ничто не вечно, напомнили. Если бы выражением глаз можно было причинять вред, убивать, уничтожать противника, главарь взглядом испепелил бы Северианова, разложил на составляющие молекулы, превратил в пар, однако «видит собака молоко, да рыло коротко». Свежий кисло-противный пороховой аромат из пистолетного дула и мягко выбирающий свободный ход спускового крючка палец мгновенно сменили яростное зырканье на преданно-щенячье обожание и главарь покорно и даже слегка подобострастно заблеял.

– Не ведаю, Ванька Зельцов с Котькой Игнатенкой их сюда прикобенили, говорили, что по нашу душу контрразведка клинья подбивает, собирались допрос им тут учинить по всей форме, только не успели.

– Ты слишком торопишься умереть, – с сожалением проговорил Северианов. – Что ж, ты сам выбрал свою участь…

– Не надо! – истошно заблажил главарь, пытаясь отстраниться назад, отодвинуть переносицу от пистолетного дула, как будто это могло ослабить убойную силу 6,35-мм пули браунинга М1906. Заскрёб сапогами по полу, желая отодвинуться вместе со стулом, плечи мелко задрожали, затряслись в неудержимо-страшном танце. Северианов увидел, как невообразимо расширились зрачки бандита. – Не стреляй, правду говорю, не знаю ничего, не успели допросить, даже не начали! Пальцем не тронули!

Он не врал, он и вправду ничего не знал. Северианов поразился: человек способен меняться до полной противоположности. Сейчас перед ним на стуле съежилась полнейшая развалина, жалкая трясущаяся пародия на человека, ни в коей мере не могущая быть тем безжалостным и грозным бандитским главарем, атаманом шайки, хозяином воровской малины, государем всея Гусилища, в общем, тем, кем он был несколько десятков минут назад. Это трясущееся, полностью деморализованное существо вызывало лишь чувство брезгливого омерзения, гадливости, Северианов опустил пистолет.

– Ты обещал, обещал! – заходился пронзительным визгом бандит.

– Обещал – выполню! – Северианов сделал короткое движение пистолетным дулом справа-налево: убирайся – главарь понял, вскочил и бочком-бочком, по стеночке засеменил к выходу.

– У тебя есть час, чтобы исчезнуть. Из города. Навсегда. Увижу ещё раз – пристрелю на месте! – бросил в спину улепётывающему бандиту Северианов. Шансов, что почуяв некую толику свободы, Пётр Кузьмич Топчин, бывший главарь банды попытается по-воровски: исподтишка, втихомолочку напасть, взять реванш, рассчитаться с обидчиком не было ни малейшего, однако Северианов дождался, пока на улице приниженно и бесправно прошелестит удаляющийся сапожный топот, только после этого спрятал оружие и повернулся к освобождённым пленникам.

Фортуна – дама капризная и весьма своевольная. У нее не бывает постоянных любимчиков, баловней и фаворитов, ибо никогда не может быть известно, какой фортель сия прихотливая леди способна выкинуть на пустом, собственно, месте и без всяких, казалось бы, поводов. Ещё вчера вы можете занимать весьма высокое положение в обществе, портмоне трещать от банкнот, а самая красивая женщина смотреть на вас с приятным вожделением. Но наступает сегодня, у вздорной госпожи Фортуны меняется настроение, созревает некий каприз, и вы мучительно больно обрушиваетесь вниз с возведённого пьедестала, да так стремительно, что опережаете собственный ужасающий взвизг и не можете оправиться весьма долго, до того счастливого момента, когда взбалмошная леди не соблаговолит вновь повернуться к вам лицом.

Примерно так рассуждал Тоби Уэббер, рассматривая рыдающую Кейт Симмонс, юную сексапильную красотку с многообещающей улыбкой и умопомрачительным бюстом, размер которого, как полагал Тоби, был обратно пропорционален количеству мозговых извилин в очаровательной головке Кейт. Леди Симмонс сейчас нельзя было назвать красивой: пурпурно-кирпичного цвета, опухшее от слёз лицо, безнадёжно погубленный дневной макияж, как символ безутешного горя. Произошло нечто до такой степени трагическое, что Кейт просто не могла перенести этого спокойно.

Истинный джентльмен – это не просто представитель высокого сословия. И не только хорошо воспитанный, уравновешенный и невозмутимый человек. Истинный джентльмен всегда придерживается определённых правил поведения: «кодекса джентльмена». Итак, «истинный джентльмен» должен:

– Никогда не перебивать того, кто говорит;

– Никогда не пытаться доказать свою правоту с помощью повышения голоса или высокомерия;

– Поменьше внимания уделять рассказам о собственной персоне;