Григорий Борзенко - Чертенок

Я был в смятении. С одной стороны не хотелось возвращаться в покинутый накануне город, с другой – не хотелось расставаться с великолепным перстнем, который, действительно, вне всякого сомнения, стоил немалых денег, и который я уже держал в своих руках, и руки эти, хотя по логике природы и должны были повелеваться разумом, в данный момент, напротив, доминировали над моим мышлением. Сознание, казалось бы, давало им установку вернуть столь щедрый подарок прежнему владельцу, а они, бестии, ну никак не хотели слушаться, и все норовили сунуть его в карман своему хозяину. Да и Бристоль то, размышлял я, совсем рядом, непогода ведь не позволила мне удалиться от города на достаточно большое расстояние.

Мое молчание больной расценил как согласие.

– Вижу, вы согласны. Ну вот и хорошо. Держите пакет. – Он протянул мне его. – Итак: название судна «Кадет». Вручите капитану, – приступ кашля вновь овладел этим человеком, и когда он, наконец, справился с ним, он впервые за время нашей беседы, пристально и неотрывно взглянул мне в глаза: – Вы обещаете, что выполните мою просьбу?

– Хорошо! Я согласен. Мое честное слово вас удовлетворит?

– Вполне! Попрошу только поторопиться, поскольку судно может сняться с якоря… – Вновь кашель. – Благодарю вас за то, что вы не отказали. Даст Бог мы еще свидимся, у меня будет возможность отблагодарить вас более достойно.

– Да уж куда более?! Плата за услугу и без того щедра.

– Пора, мой друг, пора! Удачи вам. И да хранит вас Господь!

Рассвело. Ветер поутих. Дождь прекратился. Правда, все небо было еще затянуто пеленой туч, но в этой пелене уже виднелись светлые просветы, что позволяло надеяться на то, что непогода проходит.

Я оседлал лошадь и отправился в путь. Горизонт на востоке все светлел и светлел, разгоняя мои опасения относительно того, что и сегодня мой путь будет прерван непогодой. Единственным моим врагом в пути была ужасно раскисшая дорога. Единственным, но довольно серьезным. Ведь основная нагрузка от этого ложилась на лошадь. И если я был преисполнен желаний исполнить обещанное и доставить пакет поскорее, то лошаденка моя, никому и никогда никакого честного слова не дававшая, понятное дело, отнюдь не горела желанием кому-то что-то доказывать, не боялась уронить свой авторитет в чьих-либо глазах. Она, притомившаяся изнурительной поездкой накануне, разомлевшая от согревающего тепла и уюта в сухой конюшне постоялого двора, теперь, казалось, была сильно рассержена, что кто-то столь бесцеремонно прервал эту идиллию. Лишь только хлыст, к помощи которого я старался прибегать не сильно часто, жалея животное, был единственным стимулом, в отличие от моего перстня, который заставлял это создание худо-бедно продвигаться вперед. Да я, собственно, не сильно и гневался на божье создание. Дорога была действительно ужасно раскисшей, ноги лошади местами вязли настолько глубоко, что у меня просто рука не подымалась хлестать ее очередной раз, хотя продвижение наше в это время сильно замедлялось.

Вскоре оптимизма во мне еще более поубавилось. Такое обнадеживающие просветление на горизонте оказалось кратковременным и довольно обманчивым. Тучи снова сгустились, и я стал все чаще и чаще посматривать на горизонт, да все настойчивей торопить лошадь. Уж больно не хотелось опять, как и накануне, оказаться промокшим до нитки, а в том, что это может произойти в любой момент, уже не оставалось никаких сомнений. Тучи все надвигались и надвигались. Я невольно чертыхнулся. Да и как, собственно, иначе?! Это просто рок какой-то! Ну надо же! Я уж не помню, когда ранее попадал под дождь, а тут дважды, и притом в самое неподходящее время! Не дурное ли это предзнаменование?

Не буду останавливаться на всех перипетиях своих дорожных приключений, скажу лишь только, что в то время я дал себе твердый зарок завести себе новую лошадь, более молодую и выносливую.

Вскоре вдали показались крыши домов, купола церквушек Бристоля. Ну, слава Богу! Возможно, мне удастся добраться на судно прежде, нежели разразится дождь. Но и это было очередным, которым уже по счету самообманом. Если просто сказать, что вскоре пошел дождь – значит вообще ничего не сказать. Небеса разверзлись сплошным потоком воды. Это было нечто ужасное. Но именно в этот момент моя лошаденка меня и удивила. Когда я уж сам не выдержал и хотел уже было свернуть с пути да схорониться где-нибудь от этой напасти, моя спутница внезапно устремилась вперед быстрей и уверенней. Дивясь чудной перемене в ее поведении, я нашел этому только одно объяснение: мы вышли на твердый путь, ноги ее больше не вязли, и ей, конечно же, показалось, что в этот миг она освободилась от неподъемной тяжести, которая до этого была незримо прикреплена к ее ногам. Воздав ей должное, я мысленно пожурил себя за столь поспешное и опрометчивое решение, принятое минутой раньше, и дал себе новый зарок: впредь не расставаться со своей спутницей.

А дождь все усиливался. Волна энтузиазма у лошаденки вскоре иссякла, она вновь замедлила ход, да и я сам был уже на грани нервного срыва. Единственное, что заставило меня продолжить свой путь – это лес мачт, показавшихся вдали. Вернее, лишь только верхушки мачт, но и они красноречиво говорили о том, что к цели моего визита рукой подать, потому-то и не было смысла прерывать путешествие в двух шагах от достижения конечного результата.

А вот и гавань. Огромное множество кораблей жались к пирсу, как бы желая и самим укрыться здесь от дождя. Еще большее количество застыло чуть поодаль на рейде. Я принялся пристально вглядываться в надписи, красовавшиеся на их бортах. Сквозь пелену дождя сделать это было довольно трудно, потому-то на эту процедуру у меня ушла уйма времени. Я снова и снова чертыхался, хотя это, откровенно говоря, мало помогало. Дождь, как мочил, так и продолжал мочить меня, невзирая на сквернословия, извергаемые мною. Помнится, мне тогда подумалось: это же какими черными должны быть дела и тайны, хранящиеся в конверте, коль все, что связано с ним, окутаны такой небесной напастью, таким проклятием Божьим?!

Наконец-то сквозь дождевую мглу я разглядел надпись «Кадет», окликнул людей на судне, там заметно оживились, тут же за мной была послана лодка, и вскоре я уже стоял на палубе судна. Капитан, видя мое состояние, тут же приказал провести меня в его каюту, но в следующее мгновение самолично проводил меня, отдав на ходу распоряжение, чтобы кок доставил к нему что-нибудь горячее. Капитанская каюта оказалась на удивление просторной и обставленной со вкусом. Стены были увешаны коллекционным оружием, как холодным, так и огнестрельным. Резное дерево виднелось вокруг, куда ни кинь взглядом. Хотя особой роскоши, все-таки, не чувствовалось. Во всяком случае, у меня в тот миг сложилось впечатление, что хозяин этой каюты не кичится богатством.