Владимир Гурвич - Преображение

Я уже плохо помнил основные коллизии романа, так как из-за многочисленных повторов читать его было весьма утомительным занятием. Я помнил, что испытывал раздражение от многих авторских оборотов и топорных сюжетных ходов. И потому не рекомендовал произведение к изданию. И все же, в отличии от многих других творений человеческого гения, это произведение оставило у меня какой-то непонятный осадок. От него веяло космическим холодом, оно открывало дверь в мир такого жуткого отчаяния, что не хотелось ничего даже слышать об этом. Тогда мне и в голову не могло прийти, что пройдет не так уж много времени, как я окажусь в точно такой же ситуации, как и выведенные на страницах рукописи герои.

Я вдруг осознал, что автор романа и есть тот единственный человек, который способен хоть как-то помочь моей беде. Но как его зовут и как его розыскать? Я ведь даже его ни разу не видел, только несколько минут общался с ним по телефону, объясняя причины отказа.

Я пытался вспомнить фамилию этого человека, но она полностью стерлась из моей памяти. Как же мне ее узнать?

И вдруг она всплыла в моем мозгу, хотя только что я был уверен, что там она просто не могла сохраниться. Было такое впечатление, как будто кто-то подсказал ее мне.

Но размышлять об этом чуде мне было недосуг. Я бросился к шкафу, где лежали мои записные книжки и при этом, чтобы не дай бог забыть, без конца повторяя фамилию этого человека.

Я стал листать блокнот. Я не был уверен, что внес в нее его телефон, так как не сомневался, что мне он больше никогда не понадобится. Если он там не окажется, для меня это будет сродни вселенской катастрофе.

Но вселенская катастрофа в тот момент так и не случилась, так как я обнаружил столь необходимый мне телефон. Вот он: Максимов Павел Валентинович и далее семь спасительных цифр.

Схватив телефон, я стал лихорадочно набирать номер. Я заметил, что у меня дрожат пальцы. Хоть бы этот Максимов оказался дома. А если он уехал? Я не выдержу такого разочарования.

В трубке раздался мужской голос. И в этот момент я понял, что абсолютно не представляю, что следует говорить.

– Здравствуйте, Павел Валентинович, – дрожащим голосом проговорил я. – Вы меня, конечно, не узнали, с вами говорит Деев Илья Сергеевич. Может быть, вы меня помните, я работаю в издательстве, куда вы послали свой роман.

– Я вас помню, – произнес Максимов. – Что вы хотите?

Его голос звучал не слишком приветливо, что было вполне объяснимо. Но я должен был во что бы то ни стало встретиться с ним.

– Видите ли, я недавно вспомнил ваш роман. Может быть, я был не совсем прав в своей оценке.

– Вы были правы, это плохой роман. После нашего разговора я перечитал его другими глазами. Вы указали все верно.

– Да, – поспешно проговорил я, так как испугался, что и так слабо натянутая ниточка разговора может в любой момент оборваться. – Но дело не только в романе. Роман – это всего лишь произведение, а есть еще жизнь. И она важнее любого самого гениального творения.

– Полностью с вами согласен. Поэтому я не слишком расстраивался после того, как мне отказали.

– Вы правильно поступили. Я бы хотел с вами переговорить о том, о чем вы писали. Мне кажется, это важно.

– Для кого важно?

– Для людей, для меня.

В нашем разговоре возникла пауза. Я с волнением ждал его ответа.

– Что же вы хотите от меня? – вдруг спросил он.

– Мне бы хотелось встретиться. Меня интересует затронутая в вашем романе тема.

– Пожалуйста. Я готов с вами разговаривать. Когда вы хотите?

– Как можно скорей. Думаю, нет смысла откладывать. А лучше всего прямо сейчас. Если это возможно?

– Я не занят, можете приезжать. Мой адрес…

Я записал адрес Максимова. Он жил далековато от моего дома, даже не в городе, в пригороде. И хотя был уже поздний вечер, такая мелочь никак не могла повлиять на мое желание немедленно увидеть его.

Я выскочил из подъезда и на меня тут же накинулся холодный ветер. Я невольно поморщился; в спешке я оделся слишком легко. Но возвращаться домой не хотелось, дорога каждая секунда.

Было поздно, а потому на общественный транспорт рассчитывать не приходилось. Я довольно долго ловил машину, так как никто не желал ехать в такую даль. Наконец один водитель согласился, однако за свое согласие заломил немыслимую цену. С деньгами у меня в последнее время было туговато, так как я мало работал и был лишен премии. Но я не стал торговаться.

Водитель высадил меня километра за два до дома Максимова, сославшись на то, что дальше начинается отвратительная дорога. Я не спорил, расплатился и оказался один в совершенно пустом незнакомом городе. Некого было даже расспросить, как найти нужную мне улицу.

Пришлось идти наугад, доверяя интуиции. И она меня не подвела, довольно быстро привела к нужному дому. Ветхое трехэтажное строение и, как я убедился, войдя в подъезд, весьма обветшалое. Лестница под моими ногами скрипела так сильно, словно в любой момент собиралась обрушиться.

Я боялся, что Максимов, не дождавшись меня, лег спать. Но он ждал своего позднего гостя. Едва я стукнул кулаком о косяк, дверь тут же открылась.

В прихожей в отличии от лестничной площадке горел свет, и я мог рассмотреть Максимова. По виду он был старше меня лет на десять, высокий, но очень худой. Остатки волос топорщились в разные стороны, как иглы ежа. Он был одет в полинявшую от многочисленных стирок рубашку и в черные домашние штаны.

Он тоже пристально разглядывал меня, словно пытаясь угадать, с чем заявился к нему столь поздний гость.

– Проходите, – пригласил он меня войти.

Мы прошли, как я вскоре понял, в единственную комнату в этой квартире. Хотя она была довольно большой, мебели в ней было очень мало: кровать, стол, на котором стояла письменная машинка. Зато все стены были уставлены этажерками с книгами. Обычно, попадая в незнакомый дом, я всегда интересовался тамошней библиотекой. Но сейчас мне было не до нее.

– Садитесь, – показал Максимов на стул. – Хотите чаю?

Пока я добирался пешком до его дома, то изрядно замерз и потому с радостью откликнулся на это предложение.

Хозяин квартиры исчез на кухне. Появился он через несколько минут, неся на подносе два бокала с чаем. Теперь все ритуалы были выполнены и можно было приступать к основной теме разговора.

Однако я не знал, как его начать. Говорить, что меня волнует прямо, я не решался, ведь это совершенно незнакомый человек. А я при всем своем цинизме и равнодушие к чужому мнению, в тоже время старался никому не показывать, что же на самом деле происходит в моей душе.

– Видите ли, Павел Валентинович, – промямлил я, – в последнее время я не раз вспоминал ваш роман. У меня создалось впечатление, что я был к нему не совсем справедлив. Да, в нем много недостатков, но он весьма оригинален по содержанию. И я полагаю…