Вальдемар Крюгер - За Рифейскими горами

На склоне горы заполыхали алым цветом под первыми лучами солнца кусты багульника. Словно красные гроздья спелой рябины лепились они на скалистых обрывах над рекой. Сама река, прозываемая местными жителями Агулом, катила в сладкой полудреме холодные потоки, досыпая последние сны под толстым ватным слоем предутреннего тумана. Голубое безоблачное небо предвещало на сегодняшний день прекрасную погоду. Вечнозеленые вершины сосен и пихт устремлялись в поднебесную высь. Обширная пойма реки очаровывала, приковывая к себе взгляд, неисчислимыми цветами. Голубые колокольчики перемежались с белыми ромашками, крупные бордовые цветы Марьиных кореньев соседствовали со скромными голубыми незабудками. Сибирское лето буйствовало всем неистовым разнообразием красок, все живое стремилось жить, ища продолжение в потомстве. Капли утренней росы переливались в пробивающих пелену тумана посланцах солнца всеми цветами радуги. Первые, еще робкие шмели, жужжали деловито над цветущей поляной, выбирая для себя наиболее привлекательный цветок. Другие обитатели зеленого царства ждали нетерпеливо согревающих, дарующих жизнь солнечных лучей, хотя некоторые из них, квакали от удовольствия и обилия пищи. В утреннею идиллию открытой солнышку полянки вмешался неожиданно крик кукушки, и почти одновременно с ним, заслышались задорные мальчишечьи голоса. С горы, с цветущим на ее обрыве багульником, спускались по тропинке три мальчугана. Деревенские сорванцы в коротких портках, шли, поеживаясь от холодной росы. Их босые ноги мелькали между нежно-зеленых стебельков травы и желтоглазых ромашек. Все трое несли на плечах удочки. Удилища из ивовых ветвей покачивались в такт их шагов. В руках одного из них, находилось маленькое ведерко. Приятели шли, оживленно болтая, крутя с любопытством короткострижеными головами. Они то и дело подскакивали, то на одной, то на другой ноге, пытаясь согреться. Их короткие, холщовые штаны были уже насквозь промокши, что однако ни в коем разе не уменьшало прекрасного настроения сорванцов.

Еще вчера, сговорились Лешка, Василь и Матюша, идти вместе следующим утром на рыбалку. Как это обычно бывает у детей, все трое засыпали с твердым намерением встать пораньше, еще до восхода солнца, однако наступившим утром, было, как и в предыдущие дни, так же неохота расставаться с теплой постелью. Один из мальчиков, Матюша, проснулся сам, и наскоро одевшись побежал к друзьям. Дольше всех оказался лежебокой Василь, самый рослый из троицы. Но худо-бедно, к восходу солнца, они вышли за околицу деревни. То тут то там кричали неугомонные петухи и мычали коровы. Первые хозяйки доили уже своих буренок, другие же, следуя примеру Василя, думали только открывать заспанные очи и отрывать полные телеса от продавленных соломенных тюфяков.

Дорожная пыль проселочной дороги щекотала босые ноги мальчишек. Она была еще тепла, храня в себе солнечное тепло вчерашнего дня. Но уже вскоре мальчуганам пришлось свернуть с дороги на узкую тропинку, ведущую к реке. Тропинка вилась змейкой вдоль березового лесочка, и уводила нашу троицу все дальше от деревни. Уже давно скрылись крыши последних домов и с правой стороны от тропинки громоздились серые скалистые обрывы горы Кияшки. Хотя к этому времени уже почти совсем рассвело, здесь, у подножия горы, ночные тени прятались за каждым выворотнем, каждым пнем, превращаясь в воображении мальчиков в злобных оборотней и хвостатых чертей. Незаметно для себя, они жались все ближе, то и дело задевая друг друга удилищами. Все трое, на каждом шагу, поглядывали с нескрываемым страхом на свисающую над головами громаду скалы, что выпирала ненасытным серым брюхом, с поросшей густым лесом мрачной горы. Там, за этой угрюмой скалой, в темном ущелье, находилась могила отшельника, про которого ходили в деревне множество слухов. После того, как скала, скрывающая последнее пристанище отшельника, осталась позади мальчишек, они припустили резвой рысцой по тропинке, непрестанно спотыкаясь о выпирающие корни сосен и окалывая ступни о острые камешки.

После того, как дети покинули наконец темный покров лесной чащи, и ласковое утреннее солнышко коснулось их лиц, веселые голоса мальчуганов зазвучали нежными колокольчиками над просыпающейся полянкой. Их страхи рассеялись в одно мгновенье и уступили место скромным мечтам деревенских мальчишек. Перед ними, совсем невдалеке, замаячили прибрежные кусты черемушника и ивы, скрывающие за собой реку. Сейчас, только добежим, размотаем удочки – и рыбачить!

Утренняя прогулка заставила заурчать животы сорванцов. То и дело они отбегали в сторону от еле заметной в траве тропы и срывали сочные стебли конского щавеля и бордово-синие цветы медуницы. Сладость медуницы и терпко-кислый вкус щавеля еще больше раззадорили аппетит детей. Уже не раз, каждый из них, ощупал в кармане подмокших штанишек горбушку хлеба, полученную от матери. Съесть сейчас или потом у речки? Ведь впереди еще целых полдня. Нет, лучше потерплю маленько. Там глядишь и по парочке ельцов поджарим на костерке. То-то будет пир!

Наконец-то и последние шаги. Разом расступились раскидистые кусты и перед мальчиками открылся простор сибирской реки. Последние лоскутки тумана прятались по протокам и маленьким островкам, безуспешно цепляясь за хрупкое бытие. Всепобеждающее небесное светило поднималось все выше и выше, даря свет и тепло всему живому. Утренний ветерок пробежался резвым, игривым жеребенком над рекой, гоня перед собой белые барашки волн.

– О-го-го! – закричал во все горло Василь. Его закадычные друзья не замедлили присоединиться к победному кличу. Многократное эхо прокатилось над рекой, отразилось от громады горы Кияшки, там, где находилась могила отшельника, и вернулось к реке. Испуганные кулички вскрикнули и перелетели от греха подальше от таких шумных соседей.

Приплясывая от нетерпения, мальчишки разматывали свои нехитрые, смастеренные детской рукой рыболовные снасти. Лишь только крючки были приобретены в торговой лавке канского купца Саломатова. Предприимчивый купчишка плавал каждую вёсну, после того как спадет половодье, на нагруженной под завязку просмоленной лодке по прибрежным деревням рек Кана, Агула и Кунгуса, надеясь поправить пошатнувшиеся за длинную сибирскую зиму дела. Распушив бороду, расхваливал он протяжным голосом привезенные им «