Елизавета Афти - Алента

Первый год я был поглощен учебой, практически не контактируя с другими студентами. Они окрестили меня странным и нелюдимым, поскольку никто так и не сумел найти ко мне подход. В моей душе царила зима. Лёд сковывал моё эго, делая подобием живой машины, имеющей лишь одну установку. Я следовал программе, не отвлекаясь на пустяки, словно чувствовал приближение чего-то грандиозного и готовился к этому со всем возможным прилежанием.

Это случилось в октябре, когда я уже был студентом второго курса. Одним вечером я, как обычно, остался после занятий, для того чтобы начать работу над сложным натюрмортом. У меня уже был готовый загрунтованный холст, как раз высохший к тому времени, и палитра с новыми красками, которые я раздобыл с помощью преподавателя. В мастерской я был один, да и на всем остальном этаже к тому моменту не было ни души. Все студенты разошлись по домам, и лишь я один сидел в тёмной аудитории, пропахшей маслом и дешёвым лаком. За окном уже стемнело, и слышался вой холодного ветра вкупе с накрапывающим дождём.

Я поставил холст на мольберт, выдавил несколько цветов на палитру, привычным движением поставил лампу у натюрморта, готовясь приступить к работе. Сначала я должен был наметить контур углём, а потом уже наносить первые мазки краски. Но моему намерению воспрепятствовал визг открывшейся оконной ставни. Меня обдало холодом ветряного порыва, и холст мой слетел на пол, чудом не испачкавшись в краске.

Я бросился к окну, с трудом закрывая его. Когда оно встало на место, я увидел свое отражение в тёмном стеклянном проёме. Жёлтый шар дешёвой лампы освещал моё лицо, за которым виднелись очертания интерьера мастерской. Ужас овладел мной при виде хорошо знакомого белого силуэта, что год за годом преследовал меня в кошмарах, лишая безмятежных грёз. Алента стоял прямо за моей спиной, смотря в глаза моему отражению.

И вновь я не смог закричать, чувствуя подступающий паралич. Лишь хватал ртом воздух и тоже смотрел на него, не в силах разорвать этот дьявольский немой диалог, и без слов значивший слишком много. Его холодная рука легла на моё плечо, от чего по моему телу прошла колотящая дрожь. Он заставил моё безвольное тело развернуться. Теперь наши взгляды встретились вживую. В его блеклых глазах плескалась первобытная ярость, не свойственная человеку, в ней было что-то ужасающе древнее, неподвластное моему понимаю. Клянусь! Нет больше в мире живого существа, способного смотреть так, как смотрел Алента. Он топил меня в страхе, лишая даже малой надежды на сопротивление, взывая к природе подавленных инстинктов.

Он говорил со мной. Его голос был беззвучным, но я мог отчетливо различать его в своих мыслях. Тогда я еще не знал о телепатии и не мог дать объяснение тому, как его в моей голове появляются чужие образы и слова.

– Время быстротечно, Коля. Я наблюдал за тобой, пока ты взрослел, и не могу сказать, что недоволен результатом. Ты вырос именно таким, каким я хотел видеть тебя.

– Кто ты?! – то был единственный вопрос, который я мог озвучить.

Он улыбнулся, обнажая ряд острых акульих зубов.

– Я есть то, что управляет твоей жизнью, я то, что имеет тысячи имён, и тебе известно одно из них. Я тот, о ком забыло человечество, тот, чьё существование – загадка для людей.

– Я не понимаю, – мои ноги ослабли, и я был готов упасть.

– Ты нескоро поймёшь, Коля, к твоему же счастью. Ибо как только это произойдёт, я приду к тебе в последний раз.

– Чтобы убить?

– Когда это случится, тебе больше не придётся топтать гнилую землю, ты уйдешь со мной, глупый мальчик. Бойся правды, если тебе дорога жизнь, избегай встречи со мной и не стремись к знаниям. Тем, кто знает истину, я не позволяю жить.

– Почему я? – я сдавленно заскулил. – За что?!

– Слишком рано, Коля, задавать такие вопросы. Сегодня ты узнаешь моё главное имя, этого достаточно, – он приблизился ко мне, не разрывая зрительный контакт, – Алента знает о твоём тайном желании, Алента согласен.

Биение моего сердца прервалось в тот миг, потому что я понял, о чём он говорил.

– Пиши мой портрет, молодой художник, пиши, пока ты способен это сделать! – хищная улыбка вновь тронула его бескровные губы.

Я был словно во сне. Моё сознание все еще пребывало в оковах жутковатого морока, который навёл на меня Алента. Как будто все это не происходило на самом деле, как будто вещественное доказательство правдивости тех событий не лежит сейчас передо мной. Я рисовал его, но руки мои двигались по чужому велению. Мне приходилось довольствоваться лишь ролью наблюдателя, запертого в очередной раз в той Красной тюрьме. Я снова не был властен над событиями, чувствуя себя в высшей степени ничтожным.

– Ты выглядишь уставшим, – издёвка в его шёпоте была слишком явной, – тебе следует отдохнуть, следующей ночью мы продолжим работу над портретом. Ведь невозможно за один раз завершить работу такого масштаба.

Он стоял передо мной, взирающий холодно, но в то же время с каким-то злым интересом. Выражение его лица брезгливое, но не лишенное участливости, так смотрел доктор Менгеле во время отбора свежего подопытного мяса. Он был по-своему красив, но внешность его была настолько незаурядной, что казалась мне вопиющим уродством. И дело было даже не в блеклости глаз и кожи, а в аномальных чертах, делающим его схожим с каким-то сказочным существом. Он был похож на рептилию, перенявшую человеческие повадки, и нет более точного описания, которым я могу наградить Аленту.

Помню, какой контраст создавал его белый силуэт на фоне аквамариновой драпировки. Он сам выбрал эту ткань, заявив, что это его любимый цвет.

– Я бы повесил флаг, но я категорически не приемлю алые оттенки, на мой взгляд, они олицетворяют раздражение и пошлость, – отрешенность его лица и возбужденный голос в моей голове никак не вязались друг с другом, – коммунизм мне претит, дорогой Коля.

– Почему?

– В нём много красного, а красный напоминает огонь. А его суть противоречит моей сути.

По непонятной мне причине я согласился с ним. После этого короткого разговора я всецело отдался работе, понимая, что обязан написать портрет наивысшего качества. Я старался не думать о том, что произойдёт, если ему не понравится конечный результат.

Алента покинул меня на рассвете. Он просто исчез, когда я склонился над палитрой. Я не сразу заметил это, поскольку усталость тормозила моё восприятие, да и чувство страха как-то притупилось за эти несколько часов, проведенных подле него. Поняв, что теперь я нахожусь совершенно один, я опустился на пол, кладя голову на драпировку и закрывая глаза. Беспамятство накрыло меня, погружая в крепкий сон, лишенный привычных кошмаров. К моему счастью, следующий день был выходным, и никто не побеспокоил меня, и я проспал до самого вечера. Мой сон прервал стук в запертую дверь, я с трудом приподнялся, чувствуя тошноту и горечь во рту. Голова болела невыносимо. Вероятно, я имел весьма плачевный вид, поскольку старичок-вахтер, разбудивший меня, в испуге перекрестился, в неверии глядя на трудягу-студента.