Александр Скориков - Юные мстители

Ветерок носил обрывки газет, шурша ими по шелухе семечек. По коридорам торопливо пробегали военные с лицами, заострёнными тревогой.

В дальнем крыле здания гулко заколачивали ящики, властный нетерпеливый голос искал шофёра.

На Гришку в отцовских сапогах, в которые он под пятки подложил смятые газеты, чтобы казаться повыше, никто не обратил внимания.

Улучив момент, когда из кабинета военкома убежал молоденький сержант с грудой папок, Гришка шмыгнул за обитую тёмно-коричневым дерматином дверь.

Военком сидел за столом, опершись на него локтями и окунув лицо в ладони.

На звук Гришкиных сапог он вскинул голову и несколько раз с силой сжал и распахнул веки, будто нанырялся вдоволь с открытыми глазами и теперь прогонял боль.

Еще не разобравшись толком, кто перед ним, он встревоженно спросил:

– Что?

Гришка, так долго подготавливавший убедительную речь, растерялся от ответственности момента, сглотнул и сумел лишь громко, будто глухой соседке бабке Меланье кричал, объявить высоким голосом:

– На фронт, товарищ майор!

Военком долго разглядывал Гришку.

– Кем? – спросил он спокойно и даже как-то равнодушно.

Комочек радости оторвался в груди у Гришки и полетел вниз, обдавая жаром сердце, живот.

В его воображении пронеслись лихие конники с искрами сабель, лётчики в широких очках в кабинах самолётов, моряки с ленточками бескозырок.

Но тут он вспомнил, что в танкисты специально отбирают солдат невысокого роста.

– Танкистом! – выдохнул он.

Майор помолчал, обдумывая.

– А на печку? – поинтересовался он громовым голосом, от которого, казалось, закачалась лампочка, подвешенная к потолку на свитых проводах. – Ба-инь-ки?

Но в ответ на это Гришку словно прорвало, и он тоже закричал:

– А вы… А вы знаете, что Аркадий Голиков в Гражданскую войну был начальником штаба полка? В четырнадцать лет?

– Кто? – опешил военком.

– Аркадий Гайдар, писатель! – наступал Гришка. – А «красные дьяволята»? Им по сколько лет было?

– С матерью попрощался? – перебил его военком.

Неужели возьмут?

Начинать воинскую службу с вранья старшему начальнику не годилось, и Гришка помотал головой.

– Федоренко! – позвал военком, и в кабинете на пороге возник тот молоденький сержант, что выбегал с папками. – Арестуйте вот этого дьяволёнка, – приказал майор. – И вызовите сюда мать. Пусть она…

Какие указания хотел дать военком матери, Гришка слушать не стал: он знал, что она и без них прекрасно обойдётся. Особенно, если ей под руку попадется отцовский ремень.

Путь через двери был перекрыт сержантом: Гришка бросился к раскрытому окну, лёг животом на подоконник и через секунду уже стоял на клумбе.

Операцию спасения можно было бы назвать благополучной, если бы великоватый сапог не соскользнул предательски с босой ноги и не улёгся на полу в комнате.

Оставлять его в качестве трофея военным и идти домой в одном, Гришка не мог.

– Дяденька! – заканючил он, встав на цоколь фундамента и заглядывая в окно. – Отдайте сапог!

Военком не поленился, поднял с пола Гришкину обувку и протянул её через подоконник.

Но Гришка, опасаясь, спрыгнул на землю.

– Бросайте, бросайте! – попросил он.

Усталое лицо майора тронула улыбка.

– Держи, танкист!

Гришка надел сапог и пошёл вдоль стены здания.

Повернув за угол, он лицом к лицу столкнулся с Риткой.

Это называется – не везёт до конца! Уж кого меньше всего желал бы сейчас встретить Гришка, так это Ритку Путинцеву.

Ещё если девчонка учится кое-как, то с ней дело иметь можно: задачку по алгебре или упражнение по немецкому языку всегда даст списать.

Даже просто хлопнешь её ладонью по спине, как товарища, – не обидится.

А попробуйте вы то же самое проделать с отличницей, – что тут начнется! До директора школы дойти может.

Ритка не просто лучшая ученица в классе. Хуже: у неё еще и родители – врачи. Поэтому её всегда выбирали в санитары.

Станет в дверях класса, и, будьте любезны, предъявите к осмотру уши и ногти.

У-у, натерпелся от неё Гришка!

Однажды она прицепилась: покажи ей носовой платок. Дался ей этот платок! Ну, у девчонок, конечно, у всех в классе платки чистенькие такие.

А у Гришки с этими платками всегда странная история происходит. Мать ему на праздник сунет в карман наутюженный платок – через два часа он уже похож на ту тряпочку, которой остатки керосина с примуса вытерают.

И когда Ритка увидела этот его платок – о-о!

Только и сказала: «Эх, Репкин!»

А что – «Репкин»?

Он же не виноват, что у него в карманах куча нужных вещей: ножичек, биты для игры в «канты» или «пристеночек», кусок стекла чудного фиолетового цвета – за него Гришке чего только не давали взамен, – кусок медной трубки, что он нашёл на улице, из неё можно приличный самопал изготовить. Да мало ли чего!

Ну, платок и измазался. Понимать же надо!

Поэтому он всегда старался держаться подальше от таких чистюль, как Ритка.

Живут они с Риткой на разных улицах: Гришка – на Будённого, а она – на Ворошилова.

Но если пройти весь Гришкин двор, миновать сарай, грядки с картофелем и луком и за старым тополем перемахнуть через плетень, – там сделан невысокий перелаз, – то окажешься у Ритки в огороде.

Правда, Гришка этот путь редко проделывал: когда мать пошлёт попросить что-нибудь у Ритиной бабушки Насти.

Сейчас Рита была в аккуратном тёмном платьице с белым кружевным воротничком. Она пригладила ладонью свои коротко подстриженные волосы и спросила:

– Не взяли?

Гришка разозлился. «Пиши пропало, – хмуро думал он, – растрезвонит всем. Пенделя ей дать, что ли?»

– А сапоги, зачем отцовские надел? – продолжала Рита. – Думал, поможет?

Вот, теперь все будут хихикать: вояка, мол, через окно бежал. Нет, одного пенделя мало!

Он еще раз взглянул на Риту и раздумал. Не потому, что вообще никогда девчонок не трогал, – с ними только свяжись, – еще из-за лица одноклассницы: что-то в нем Гришку задело. Особенно глаза: кажется, вот-вот слёзы брызнут, хотя Гришка ни разу не видел Риту плачущей. Она гордая.

– Меня тоже не взяли, – сообщила она грустно. – На курсы медсестёр. Я им говорю: у меня родители врачи, я перевязки умею делать. «У нас от старшеклассниц отбоя нет!»

Она печально отбросила ромашку, которую мяла в пальцах.

Гришка воспрянул духом: Рита доверила ему свою тайну, хотя вполне могла бы и не говорить – кто бы узнал?

– Да ладно, – сказал он покровительственно, – «сколько тебе лет, сколько тебе лет?» – Гришка презрительно цвиркнул слюной в сторону открытого окна в кабинете военкома и добавил: – Они думают, что мы без них не сможем. Дайте только срок, будет вам и белка, будет и свисток!

И Гришка решительно направился со двора военкомата, но почему-то не стремился остаться в одиночестве, как сделал бы это прежде, а даже придерживал шаг, чтобы Рита шла рядом.