Вадим Шильцын - Капканчики. Домыслы и враки вокруг приключений Бениовского

Тут старец произнёс фразу, от которой толмач удивился, а потом стал поглядывать на меня с интересом, и переводить старательней, почти дословно: «Настоящим ампансакабе должен называться не я, а ты, хромой иноземец. Тебе предстоит объединить разрозненные племена малагасов в один народ. Пока мы разъединены, мы добыча для чужестранцев, кои ссорят нас промеж собой и пользуются междоусобицами для своей выгоды. Многих малагасов поймали белые люди и навсегда увезли в неизвестных направлениях.

Ты прибыл из страны, в которой ампансакабе женщина. Несказанно везёт именно тем племенам, у которых подобное счастье. Я пытаюсь найти новости, небывалые досель, облечь их в образы, понятные другим. Женщинам этого не нужно. В них живёт знание невыразимого действия. Без словесного осмысления знают они, что необходимо делать в тот, или иной момент.

Взять, к примеру, вашего друга из племени… – тут ампансакабе на мгновение застыл, подбирая слово – из рода личинки жука… Какое странное название у его племени!“ Некоторое время вождь молча разглядывал Хрущёва, но потом продолжил: „Я трачу много сил и времени на решение глупого вопроса – почему род вашего друга именуется личинкой жука? Любая женщина не станет тратить на это время. Вы видели, как женщина хлопала его по щекам листьями, и ушла сразу, едва её действие привело к результату. Она не отвлекается на несущественные детали, и ей нет дела до загадочных знаков судьбы.

Любая женщина понимает о необходимости всеобщего объединения, но люди подчиняются силе. Ваша далёкая страна поставила женщину вождём, и в этом проявилась мудрость, которая больше любой силы. От самой природы назначено женщине оберегать очаг, сохранять богатства и преумножать народ.

Благодаря женщине-ампансакабе страна, из которой вы прибыли, достигнет великого могущества, а ты помогаешь ей. Ты – одно из многих крыльев той великой страны, и народу Мадагаскара очень повезло, потому что тобою, словно крылом, она коснулась нас»

От выспренности переводимых слов, от воспеваний матриархального правления и туманных пророчеств мне и спутникам моим сделалось смешно. Как я ни старался сохранить серьёзность на лице, смех прорвался наружу. Старый ампансакабе не рассердился, а простецки махнул рукой, отпуская нас.

По дороге к лагерю мы обсуждали не столь увиденное в странных грёзах, сколь чудные обещания старого вождя и мои перспективы стать ампансакабе для всех племён Мадагаскара. Потешались мы над сим предсказанием так и эдак, когда Пётр Хрущёв вдруг остановился, воскликнув: «Стойте!» Я, Григорий и Ваня – последовали приказу и замерли, вглядываясь в кажущийся серым песок. Луна была не полной, но света вполне доставало, чтобы разглядеть на пустынном пляже змею, либо какого-нибудь другого гада, который мог бы явиться причиной тревоги.

Никаких опасностей мы не узрели, и Гриша Кузнецов поинтересовался: «В чём дело, Петя?» «Откуда старик мог узнать про нашу матушку-императрицу? – спросил Хрущёв, и белки его вытаращенных глаз сверкнули ярче луны – Может, он читает газеты? Как часто сюда доходит почта?»

«И вправду! – поддержал Хрущёва Кузнецов – Я про то не смекнул. Уж очень старикашка хвалил бабье сословие. Я и сам их уважаю из всех душевных сил, но не до такой же степени, чтобы пущать без мужей на царствие»

Григорий продолжил путь, но Хрущёв нагнал его, наседая: «Не отшучивайся! Я тебя спросил, откуда ему знать? Коли так, то выходит, он ясновидящий?» «Конечно, ясновидящий – невозмутимо ответствовал Кузнецов – иначе не сказал бы про твоё фамилие. Он и так, и сяк тебя Червяковичем обзывал, а ты даже не заметил»

Снова затормозив, Хрущёв произнёс: «И здесь верно! Я мимо ушей пропустил, что за околесицу нёс он про личинку жука. Только теперь понял. Хрущ! Мою фамилию он принял за название племени. А ведь, род у нас, Хрущёвых, древний, хотя и не царский. Но, может быть, когда-нибудь и взлетим? Ведь, как оно в природе-то? Сидит хрущ под землёй, грызёт коренья, а потом как полетит, как полетит до высот поднебесных!»

«Ежели ты от каждого откровения будешь останавливаться, то никогда тебе не взлететь – возразил Гриша – только ещё глубже зароешься в кореньях своих. Старец, видишь ли, обещал царствие не тебе, а нашему Бенёву» «Не обещал, а предрекал – поправил Хрущёв – и по всему выходит, что старик вещий, а значит, быть Бейспоку императором!»

Бейспоком они называли меня. Чаще за глаза, но в минуты душевных колебаний и порывов, которые случались у друзей моих частенько, таковая кличка заскакивала в беседу. Я привык к разнообразию собственных имён. Бейспок ничуть не хуже и не оскорбительней, чем Бенёв, или даже Беня, как во времена казанской ссылки прозывали меня волжские татары.

Чтоб разрядить атмосферу Хрущёвской озадаченности и скинуть торжественный пафос пред всплывшим осознанием чуда, я придумал удовлетворительную гипотезу, а заодно и признался друзьям в неизвестном для них факте моей биографии: «Мальгаши близки к природе, и умеют читать следы во всём. Вождь очень старый, а зачастую люди, которые много пожили на земле, легко видят в молодых следы случавшихся с ними событий. Если сложить эти два обстоятельства, то ампансакабе вполне мог узреть на моей внешности след моей встречи с Екатериной. Не удивлюсь даже, если он прочёл на моём челе суть той содержательной беседы, которую я имел честь вести с императрицей»

«Хоть я и не ясновидящий, но прямо сейчас и скажу, чего малагас на твоём челе не разглядел – весело отозвался Кузнецов – а не заметил вождь того свойства, до чего ты, командир, здоров бываешь врать!» – всех это замечание развеселило, и вопрос о ясновидении старого вождя отступил на дальний план.

Олег Андреевич с отвращением смотрел через окно на Садовое кольцо, верней, на ту его часть, которая называется Земляным валом. Именно на это историческое место выходили большие стёкла помпезного дома, в котором Олег Андреевич жил и работал. За окном шелестело, урчало неугомонно, по мокрому асфальту мчались мокрые автомобили и мелкие людишки спешили сквозь дождевые потоки. Где-то среди них бежала куда-то и та противная старуха, которая на самом деле была мужиком. Верней, бежал мужик, ещё не наряженный в старуху. Всему своё время.

Олег Андреевич не мог того знать. Он поморщился, отвернулся к монитору и пробормотал: «Человеческая масса. Муравьи, а не люди! Эх, какие личности были прежде! Какие титанические глыбы перекатывались через русскую землю, оставляя за собой канавы и борозды! Теперь в те трещины понатекла всякая жижа, поналезли дафнии и циклопы, мелкая безмозглая пакость. Говно! Исключительно мелкий дрист! Беседу он имел честь вести с императрицей! Эх, куда загнули! Недоумки!» Олег Андреевич отъехал на крутящемся кресле вбок от монитора, и продолжил брюзжание: «Ни правды, ни оригинальности не осталось. Никто не пишет по-простому. На каждом слове – выпендры кружавчиков! Клятый постмодернизм!»