Вадим Шильцын - Капканчики. Домыслы и враки вокруг приключений Бениовского

Среди старых и жирных обывателей процветают паникёрские настроения, причиной которым – только трусость и лень. Лень, трусость и разврат штатских старух! Старухи говорят, будто прусаки вот-вот войдут в Вену. Сейчас мы выйдем на улицы, и вы сможете наблюдать, как гнусно выглядит паника. Была бы моя воля, я бы расстреливал всех паникёров и всех старух из тех самых пушек, на которых вы учились, но пока не до того. Мы придём на поле битвы и победим! Напра-во! Шаго-ом арш!» Корпус выполнил манёвр, и двинулся к выходу.

Ворота растворились перед нами, словно только для того, чтобы мы могли понаблюдать за паникой, и мы её увидели. По всем улицам Вены, через которые пролегал маршрут, ехали подводы, а так же шли, бежали и тащились люди с разнообразной поклажей. Они двигались хаотично, зачастую навстречу друг другу, и составили бы нам преграду, кабы не треск барабанов впереди колонны.

Некоторые беженцы останавливались и глядели на нас с выражением страха на усталых, мокрых от дождя лицах. Старух было крайне мало. Во всяком случае, капитан мог бы расстрелять всех, встретившихся нам старух, не прибегая к артиллерии. Иные горожане продолжали двигаться в своих направлениях, даже взглядов не кидая вослед нам.

Бравое настроение, передавшееся многим от капитана, постепенно улетучивалось. К тому же дождь не прекращался, а даже прибавил в плотности. Вскорости наши мундиры пропустили влагу внутрь. Мокрые насквозь, мы продолжали маршировать, напитываясь воинской суровостью вместе с дождевой водой и холодом.

Постепенно встречная толпа с тюками и корзинами поредела. Всё-таки, не смотря на хаос, штатские массы двигались в направлении, противоположном нашему. Или же в этом был некий всеобъемлющий смысл? Порядок двигался на запад, отметая хаос на восток.

Маршируя в строю, можно и пофилософствовать, пока есть на то охота, но охота философствовать почему-то уходила вслед за паникёрами, старухами и хаосом. Так же постепенно истончалось боевое настроение и во мне.

На самой окраине города мимо строя пробежала мокрая рябенькая курица. За нею хромал сумасшедший дед, крича курице: «Эй, ты! Подожди!» В другое время меня бы рассмешил этот эпизод, но теперь показался досадным и глупым…

«Думаете, сказочка про курочку Рябу существует самостоятельно и ни с чем не связана? Как бы не так! – говорил Хрущёв, пока мы шли вдоль прибоя. Он кипел энергией, и взялся по дороге развлекать нас – Вы только вдумайтесь, друзья! В одной сказке курочка Ряба снесла деду яичко, с бабой… да! А в другой сказке те же самые дед с бабой занимаются изготовлением колобка. Одни и те же действующие лица, а сказок таких целая тьма. То дед с бабой бьют яичко, то пекут колобка, то сажают репку, то лепят глиняху, а то и Снегурочку лепят. Всякий раз они оказываются обязательными героями второго плана. О чём это говорит? О том это говорит, что первоначально была некая большая история, в которой дед с бабой главенствовали, а не толклись на задних позициях! Разорвав произведение на множество мелких частей, вполне возможно переместить основного героя на уровень второстепенного. Для чего это сделано? Чтобы спасти этого самого, главного, от полного забвения! Дед с бабой спрятались за осколками некогда цельной, но разбитой конструкции, и таким образом выжили. Они сидят во всех сказках и вопиют изнутри них… о чём? О парадигме реального мироустройства, вот о чём!

Возьмите для примера две сказки – «Курочка Ряба» и «Колобок». Давайте, проследим за очевидными аналогиями. Колобок тоже круглый, как и золотое яичко! Он тоже может кататься. Выходит, колобок создан по образу и подобию золотого яичка, но создан уже не природой-матерью в образе курочки, а рукотворно, дедом и бабой. Опять же, судьба его такая же драматическая. Яичко разбили, колобка утеряли.

Мы знаем, кто съел колобка, но дед с бабой не могут знать, кто его съел. Для них колобок – был и сплыл. Дед, кстати, сам хотел его съесть. Сказочка с того и начинается, что дед проголодался и думает: «Кого бы мне счавкать?» Так что, колобок был изготовлен для съедения, но избежал этого, благодаря тому, что обрёл самостоятельную волю»

«Дядя Петя, как же он избежал? – возразил Хрущёву Ваня Устюжанинов – В конце концов, его всё-таки съела Лисичка-сестричка!» «А! Правильно ты заметил! – похвалил Пётр отрока – Это говорит нам про то, что невозможно миновать своего предназначения, как бы ты ни катался. Мы вон с тобой, считай, полземли обогнули туда-сюда, а никуда не делись. Всё равно судьба-злодейка нас догонит и даже обгонит…»

Пётр был вынужден прервать развитие мысли о сказках и судьбах, поскольку вся наша компания вышла к поляне, которую можно было бы назвать дворцовой площадью. Именно тут находилась главная хижина и тут же собрались все жители племени.

Ампансакабе восседал в самом видном месте. Он поприветствовал нашу делегацию взмахом руки. Остальные расступились, предоставив нам место в общем кругу. Мы уселись. Каждый получил по пустой чашке, весьма просто изготовленной из ореховой скорлупы. Хрущёву чашка не понравилась, и он сказал, покачивая её в руке: «Надо было свои кружки брать. Кто ж ходит в гости без стакана?»

Море за пальмами мерно набегало на берег. Его ропот долетал до площади, хотя и не в той мере, чтобы заглушать человеческие голоса. Большинство малагасов – молчали в ожидании речи предводителя. Замолчали и мы. Наконец, император обратился ко мне, и толмач стремительно перевёл: «Готов ли ты рассказать нам про то событие, которое совпало бы в большей, или меньшей мере с твоими ощущениями нынешнего утра?» Я заявил о готовности, и вождь велел говорить.

Я встал, и как мог, изложил историю моей юности про отбытие новобранцев на семилетнюю войну, про дождь в Вене и суматоху штатских. Даже про курицу упомянул в финале. Многие слова моего рассказа были неизвестны местному толмачу, а виденные мною образы вовсе недоступны для здешнего воображения. Тем не менее, я попытался донести представление о далёкой стране, где стоят большие каменные дома, а люди надевают на себя много матерчатой одежды. При помощи моих русских спутников я показал, как может двигаться строем и в ногу колонна. На словах и жестами изобразил многочисленных беженцев с корзинами и кулями.

Про потоки воды с неба, местные люди знали, ибо тропические дожди регулярны на Мадагаскаре. Мне лишь оставалось пояснить, что эти потоки бывают холодными. Для убедительности мне приходилось много прыгать и перемещаться из стороны в сторону, от чего к концу повествования я порядочно вспотел. Оглядев племя, к своему огорчению, я не обнаружил никакого душевного отклика. Лица малагасов оставались безучастны, будто ничего удивительного они не услыхали.