Сергей Арьков - Истинный путь. Часть первая. Знаки свыше

Он еще немного постоял возле монумента, не в силах отвести взгляд от величественного образа древнего полководца. Даже битый жизнью и временем каменный Вандал был велик и эпичен. Взирая на этого исполина, Ухряку казалось, что достаточно прогреметь поблизости боевому рогу, и гранитный полководец тут же оживет, спрыгнет со своего постамента, и, сверкая глазищами, да исторгая из пасти неистовый рев, помчится в атаку, ведя за собой юную поросль героев. О, Ухряк пошел бы за Вандалом. Хоть на край света. Хоть бы и за край. Бросил бы ненавистную лопату, взял бы дедовскую секиру, и ступил бы на дорогу славы и героизма. Эта дорога некогда вела его предков, и Ухряку было нестерпимо больно из-за осознания того горького факта, что времена эпичных свершений для его народа давно закончились.

Ухряк с какой-то наивной детской надеждой уставился на памятник полководцу, мысленно упрашивая того – оживи! Веди меня в бой! Давай, как встарь, обрушимся на гнусных гномов….

Подумав о гномах, Ухряк смачно сплюнул себе под ноги.

А потом, воздав по заслугам этим коротышкам, разорив их пещеры и завалив их шахты, мы нагрянем в гости к эльфам….

Эльфы удостоились сразу трех плевков. Ухряк, как настоящий правильный орк, всей душой ненавидел и гномов, и эльфов, но эльфов, все-таки, больше. Было в них что-то глубоко чуждое оркам, глубоко противное и даже противоестественное. Один обычай ежедневного омовения чего стоил!

Да, да, мы нагрянем к эльфам – мысленно воскликнул Ухряк.

Ему вообразилась дивная, вознесшая его на вершину блаженства, картина: он сам, полководец Вандал, и еще сотни и сотни могучих воинов, благородных завоевателей и возвышенных мародеров, смертоносной лавиной катятся по эльфийским землям, оставляя за собой вытоптанную пустыню и обугленные останки недругов. Всех, кто не орки – убить! Любую постройку, красивее сарая – разрушить! Священные рощи вырубить на дрова!

Ухряк вздрогнул. Ему показалось, что он слышит в своей голове могучий голос самого Вандала. Он вновь с надеждой посмотрел на памятник.

– Великий полководец! – взмолился Ухряк. – Подай знак! Яви знамение!

Но каменный воитель остался недвижим, навеки застыв в своей героической позе. Ухряк постоял перед ним, ожидая чуда, но того не случилось. Как и всегда.

Безрадостно уронив голову, орк забросил лопату плечо и вразвалочку поковылял по дороге в сторону дома. Близился закат, и падающее за холмы солнце залило всю равнину золотистым светом. Его лучи заставили Ухряка прищуриться и сильнее наклонить голову, уперев мощный подбородок в ключицу. Шел он неторопливо, хотя мог бы, если требовалось, легко перейти на бег. После целого дня землеройных работ Ухряк не чувствовал особого утомления. Если бы он захотел, то мог бы ворочать землю трое суток напролет. Но он не хотел этого. Он был орком, потомком великих героев, чьи имена украшали собой самые сочные и кровавые легенды. Он был рожден для яростных битв, для вечной славы, для безудержного грабежа. А вовсе не для рытья канав, будь они неладны. Рытье канав, это удел пленных гномов. А настоящий орк должен убивать врагов, есть мясо, и пить пиво.

Но канули в прошлое времена славы. А потому каждое утро, чуть свет, Ухряк вынужден был отправляться в Раздрызг, и там до самого заката копать траншеи, таскать камни, грузить и разгружать телеги, и все это за унизительно малую плату. Прежде такую же точно жизнь вел его отец, пока, в один черный день, не упал на землю, когда нес на своем натруженном горбу четыре пуда кирпичей. Упал, чтобы больше уже не встать. Теперь и Ухряк шел по его стопам. Он был молод и силен, и играючи поднимал десять пудов. Но, в то же время, его постоянно посещало осознание того мрачного факта, что сила и молодость не продержатся долго. Однажды они покинут его навсегда, и он кончит так же, как его отец – надорвется на унизительной работе, упадет, и больше не встанет на ноги.

Еще горше было осознавать, что свою молодость и силу он тратит на такую бесполезную ерунду, когда мог бы употребить их с великой пользой, участвуя в кровавых битвах и разоряя вражеские города.

Ухряк остановился, обернулся, и посмотрел на оставшуюся позади статую Вандала. Древний полководец, залитый закатными лучами солнца, казался облаченным в золото. Да, вот кто действительно прожил достойную и насыщенную жизнь, так это он и его воины. Они не срамили себя рытьем канав и перетаскиванием кирпичей. Если что и рыли, то могилы для сокрушенных врагов, а таскали только награбленное добро.

Уже не в первый раз Ухряку подумалось о том, что он родился не в свою эпоху. Ему бы появиться на свет в одно время с Вандалом. Он бы пошел за великим полководцем, сражался бы с ним плечом к плечу, бросался бы в гущу боя, не ведя ни страха, ни жалости. И неминуемо угодил бы во все легенды и песни.

Испустив полный горечи вздох, Ухряк повернулся вперед и побрел дальше по дороге. Вокруг него простерлась степь, покрытая жесткой, выгоревшей на солнце, травой. На востоке маячили массивные туши холмов, а на юге, невидимое отсюда, но все же довольно близкое, раскинулось море. Там, вдоль побережья, протянулись цепочкой мелкие рыбацкие поселки. Мореходы из орков были неважные, но рыбаки сносные. Иногда Ухряк завидовал оркам с побережья, их жизнь казалась ему интереснее той, которую влачил он сам. Все-таки рыбная ловля это более веселое занятие, нежели рытье траншей. Впрочем, любое дело, в конечном итоге, наскучит и превратится в тошнотворную рутину, если, конечно, речь не идет о пути воинской славы. Рубить врагов секирой и грабить их богатства – такое едва ли способно приесться даже за сотню лет.

Отшагав две мили, Ухряк увидел впереди родную деревню – десяток круглой формы глинобитных строений с травяными крышами. Чуть в стороне от селения паслись буйволы, кажущиеся с дороги крупными темными точками. Лето в этом году выдалось засушливое, дожди случались редко, и были, как правило, скоротечными. Капли воды едва успевали размочить сухую потрескавшуюся землю, как тучи уже рассеивались, и на всю Вдребезгарию вновь обрушивался солнечный жар. Буйволы, вынужденные кормиться жесткой сухой травой, были тощими, а слабые и больные уже отмучились свое. Животные почти не давали молока, а мясо у забитых особей было жесткое и невкусное. Если бы не Ухряк и его ежедневная работа в Раздрызге, их семья едва ли пережила это лето. И прошлое. И позапрошлое. А до Ухряка от голодной смерти семью спасал его отец. Спасал, пока унизительная, скудно оплачиваемая работа, не свела его в могилу. Теперь землекоп и грузчик покоился под небольшим курганом с севера от деревни. И Ухряк ясно осознавал, что там же, рядом с отцом, завершится и его жизненный путь. Однажды он надорвется, упадет, и над его телом насыплют небольшой земляной холмик, который и курганом-то назвать нельзя. Курганы насыпались над могилами великих героев. Вот там были курганы! Настоящие горы, скрывающие в себе несметные богатства, призванные обеспечить усопшему достаток и на том свете. Помимо сокровищ вместе с героем закапывали десяток-другой пленников, эльфов там, всяких, или гномов, зачастую живьем, дабы служили они своему покорителю и за могильной чертой. Да уж, под таким курганом и лежать не стыдно.