Жанна Курмангалеева - Фарватер

Море грозно горбатилось, поднялся страшный ветер. В трактире “Морской Дьявол” сидели два парня и девушка, буквально вчера приехавшие на Маяк.

В порт только что прибыла шхуна. Спустя какое-то время после того, как она кранцами стукнулась о причал, с нее сошла высокая фигура, нежно оглядевшая корабль и походкой вразвалочку направившаяся к вышеуказанному трактиру.

“Морской Дьявол” представлял из себя небольшую миловидную постройку, с запада прислонившуюся к камню, а северной стороной обращенной к волнующемуся прибою. В нем собрались почти все прибывшие недавно, которых завлекли восторженные отзывы о комфорте и уюте трактира и о его прекрасной владелице.

Мало кто гулял в такую погоду, поэтому резко и с силой распахнувшаяся дверь заставила подпрыгнуть добрую половину посетителей, в том числе и троицу закадычных друзей. Взоры обратились на пригнувшего голову, чтобы не упереться в подволок, мужчину, но ненадолго. Вместе с ним в трактир вошли запах обветренной морским воздухом, но не первой свежестью, одежды, табака, спиртного и пороха. Кто-то шепнул: “ Он вернулся”.

Человек вальяжно сел за соседний стол и жестом подозвал светлую девчушку, здесь работающую. Он говорил тихо, но все равно было слышны низкие басовые нотки в его голосе. Девчушка ответила на его вопрос, он кивнул, снова сказал что-то и бросил ей несколько монет. Она быстро взяла деньги и поспешно ушла за заказом. Мужчина устало вздохнул, бросил шляпу на стол, скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула, обнажив плохо затянувшийся рубец на шее и закрыв глаза. Он был огромного роста, сутулый, крепкая фигура и виднеющиеся из под закатанных рукавов мускулы говорила о большой силе, пусть телосложение его и не отличалось правильностью и симметричностью. Ему можно было дать чуть больше сорока лет, лицо было обветренным, простым и открытым, с крупными чертами и неровно подстриженной бородой. Короткие и немного торчащие светлые выгоревшие волосы, практически до черноты загоревшая кожа. Ничего особенного, разве что на левой руке не было пальца. Одежда тоже не вселяла подозрений – типичная рубаха, полузаправленная в клеши, парусиновая куртка да старые, но не изношенные сапоги. Странным могла показаться только повязка на лбу, но кто ж знает обычаи морских людей? Естественно, это был моряк, что для порта – дело обычное. Пока трое товарищей рассматривали его, ему принесли бутылку рома.

– Еще один пьянчуга, – с усмешкой произнес один из друзей.

– И что за черт пригнал его сюда? – спросила девушка.

– Да уж, наверное, не тот же самый, что пригнал сюда нас, благовоспитанных леди и джентльменов…

– … смошенничавших в форе, – хмыкнул первый. – Хотя, кто знает, не гонится ли кто за ним? По виду этого старого морского волка не скажешь, что он всю жизнь бегал по полю и собирал цветочки.

Не успели они посмеяться шутке, как в относительно тихом трактире громом раздались слова:

– Если вы хотите узнать мое имя или что за черт пригнал меня сюда, спросите прямо. А если вы, как нормальные благовоспитанные леди и джентльмены, не желаете тратить целую ночь на выслушивание моего наболевшего, то настоятельно рекомендую вам перестать шушукаться обо мне за моей спиной, как молоденькие глупенькие девушки.

Они моментально обернулись на говорящего, опрокидывающего новый стакан.

– Что празднуем, дружище? – весело спросил Первый.

Тот со стуком поставил кружку на стол и с неприкрытым удовольствием ответил:

– Я убил адмирала.

По тому, как все замолчали, можно было догадаться, что они отнюдь не были так безразличны к чужому разговору, как хотели казаться. Вдруг в полумраке и тишине, как выстрел, послышалось шутливое:

– А я стал любовником жены лорда!

– А у меня дома гора золота!

– Ну а я сейчас раскланяюсь и улечу на луну!

Друзья весело рассмеялись, и не обратили внимания на то, что их никто не поддержал.

– Ты здорово нахряпался, мореман, не мели чушь и не позорься, – посоветовал ему Второй, вытирая выступившие слезы. Его товарищи молчали, им стало не по себе от витающего в воздухе напряжения. Скоро их настроение посетило и Второго. Однако “убийца адмирала” только лишь незлобиво оскалился и сказал:

– Не верите, садитесь, расскажу. Только предупреждаю – это займет очень много времени.

Друзья переглянулись и, рассудив, что делать все равно нечего, осторожно приблизились к его столу и встали рядом. “Мореман” хрипло засмеялся и, закурив трубку, сказал:

– Да не бойтесь, присаживайтесь. “Старый морской волк” не кусается. Теперь, по крайней мере.

Он отвел задумчивый взгляд в окно, где было видно бушующее Море и начал:

– Знаете, нет ничего лучше ритмичной качки под ногами, волн, бьющихся о борт, и бескрайнего морского простора. Именно таким было мое первое воспоминание, хотя сейчас, когда приключениями я насытился по горло, я отношусь к этому утверждению весьма скептично. Эта мысль идет прямиком из моих трех лет, когда я впервые, будучи отдельным человеком, вышел в Море. Это мое определение звучит немного странно, но об этом позже. Вы, быть может, спросите, что трехлетний ребенок потерял в дикой и необузданной стихии? Все очень просто, в Море нас брал владелец рыбацкого судна “Дочери Морей”, чтобы мы помогали ему. Когда я подрос, я понял, что “помощь” нами ему оказанная, была копеечная, но я был рад, что я такой самостоятельный, и старый рыбак жалел мою гордость. Быть может, именно этой его жалости я обязан своими дальнейшими проблемами, когда моя гордыня приводила к весьма плачевным последствиям. Как бы то ни было, этот человек заменил мне отца, однажды я даже назвал его папой. На это, я помню, он рассмеялся смехом, который часто напоминал мне карканье вороны, и, покачав головой, сказал:

– Нет, малыш, я тебе не отец, и даже не дядя. Отец твой – боцман на пиратском барке. Можешь им гордиться, можешь его стыдиться, но это правда. Я его никогда не видал, но слышал о нем часто. А вот мать твою я знаю хорошо. – При этих словах его глаза странно сверкнули, но ребенком я причины этому не понял. – Очень хорошо. И тебя она тут родила, прямо на этом судне. Ох уж не думал я, что ей в Море рожать приспичит! Все, думаю, щяс помрет! Ан нет, жива-целехонька, да еще и такого горлопанистого мальчишку из себя вытолкнула! Да…

Он часто рассказывал, как я родился. Думаю, это оттого, что он здорово хлебанул жути тогда. Даже год точный как-то сказал, а вот дня так и не припомнил. Так мы рассекали волны, и я постепенно обучался морскому делу. Таким образом у нас проходило утро и полдня, вечером же мы возвращались в порт, в его лачугу. Хотя жили мы там редко – мы всегда были уличными мальчишками.